Но первой ломает тишину Шури. Она опускает взгляд на свои руки,
сцепленные на коленях, потом поднимает глаза на Баракиэля — в них
всё ещё поблёскивает беспокойство.
— Прежде чем мы продолжим, — начинает она негромко, — я хочу
сказать, что рада видеть тебя.
Она старается улыбнуться, но улыбка получается вымученной,
словно на дне души у неё клубится целая буря нерешённых чувств.
Казалось бы, этот мягкий тон создан специально для того, чтобы
сгладить неловкость. Но Баракиэль напрягается ещё сильнее, будто за
короткой фразой Шури он прочёл что-то большее.
— Шури… — его голос звучит низко, с хрипотцой, будто ему самому
больно это произносить. — Я обязан был быть там. Если бы я…
Он обрывается, осекается на полуслове, бросает быстрый взгляд на
Азазеля. Тот, конечно же, делает вид, что его абсолютно не касается
эта семейная драма — но я-то вижу, как повисшая напряжённость
будоражит его. Азазелю, похоже, любопытно, чем всё закончится, но
он намеренно не вмешивается — сейчас это действительно не его
роль.
— В общем, — продолжает Баракиэль. — Я должен был быть рядом в
тот момент, когда вы больше всего нуждались во мне. И моя
обязанность — защищать свою семью, а не…
Он запинается, подбирая слова, словно боится, что любое лишнее
движение может разрушить шаткое спокойствие, которое ещё теплится в
воздухе.
— …А не позволять другим людям делать это за меня, — наконец
договаривает он и бросает быстрый взгляд в мою сторону.
Я коротко выдыхаю, стараясь не встревать. Собственный вклад в
спасение Шури и Акено мне как-то не хочется сейчас обсуждать —
чувствую, что от этого только прибавится неловкости.
Шури смотрит на мужа так, будто готова
сказать"всё в порядке"и при этом
уверена, что ничего не в порядке. Но озвучивает она куда более
спокойные слова:
— Ты же знаешь ситуацию… твои обязанности в Григори, твоя
ответственность. Я не хочу и не буду тебя винить.
Она произносит это ровно, почти по-школьному, стараясь
подчеркнуть, что "понимает". Но по одному еле заметному вздоху я
понимаю — не всё так просто внутри у неё. Как бы ни хотелось ей
выглядеть великодушной, осадок остался.
— Нет, — качает головой Баракиэль и сжимает кулаки, опуская их
на стол так аккуратно, что только лёгкий стук слышен. — Когда-то
ты… — он делает короткую паузу, и в его взгляде всплывают,
наверное, воспоминания, которые мне и не снились. — Спасла меня. Ты
дала мне новую жизнь, новую веру. А я, в ту минуту, когда всё
решалось, не смог сделать того же.