К тому же, к лошадям Цецилия питала слабость и даже чувствовала
какую-то гордость, хотя и не являлась их владелицей. Несмотря на
свой возраст, любила конные прогулки и не боялась быстрой скачки. В
то, что она могла погубить табун, я бы поверил в последнюю
очередь.
Я выругался, осознав, что остался без табуна и лучшего в округе
племенного жеребца фризской породы. «Черное золото», как называли
фризов, вполне превращалось в золото настоящее. Что для меня, как
мага, не умевшего колдовать, служило хоть каким-то утешением. Жаль
что до совершеннолетия я не мог этим золотом полноправно
распоряжаться. И очень хотел верить, что тётушка не спустила мое
состояние на сомнительные дела. Учитывая, что на хозяйство и быт
она тратила прилично.
Тем временем, кто-то из приемышей притащил длинные шесты и они
выловили из волн прилива мои дождевик и куртку. Кто-то из мелких
приемышей расплакался. Я даже высунулся сильнее, посмотреть, кто
там по мне внезапно убивается. Пятеро самых младших приемышей
Цецилии рыдали в три ручья. По мне.
Я скривился. Решив, что теперь с меня точно хватит, я направился
к дому. Плечо всё ещё горело от боли и меня даже чуть пошатывало.
Хорошо, хоть ливень начал стихать. Впрочем я всё равно был
промокший до последней нитки.
Дома я стянул с себя мокрую одежду, посмотрел рубашку с
футболкой, измочаленные зубами жеребца в районе плеча. Ничего
похожего на действие кислоты на ткани не наблюдалось, лишь обычные
кровавые пятна. Я отложил одежду и занялся ранами. Достал
антисептик из лошадиной аптечки, обработал раны, которые перестали
кровоточить. С недоумение разглядывал их в зеркале. Казалось, что
они должны были быть глубже – в море, когда я пытался вырваться,
показалось, что Геркулес прокусил плечо до кости. С еще большим
недоумением я прощупал ключицу. Она была целой, хотя я отчетливо
слышал хруст костей. Теперь же на коже оставалась только неглубокая
ссадина. Дикая боль, которая чувствовалась на берегу, исчезла.
Не понимая, что происходит, я переоделся в сухое. Залез на кухне
в буфет, достав бутылку с Ундербергом. Плеснул настойку себе в
стакан. Выдохнул. Эта чертова дрянь способна была угробить кого
угодно одним своим запахом. Ну или наоборот воскресить за
мгновение. Я выпил, задержав дыхание. Потом все же вдохнул убойных
прошибающих паров, закашлялся. Зато внутри все обожгло, озноб через
несколько мгновений отступил. Прокашлявшись, я повторил. Однако
согреться до конца после купания в холодном Ваттовом море не
удавалось. Я направился в гостиную, закинул дрова в почти угасший
камин и сжёг в нём на всякий случай подранную жеребцом одежду.
Чтобы ни у кого вопросов не возникало.