Один плюс – своей ручищей Рогозин не даёт всему универу увидеть во всей красе мою пятую точку.
– Яр, – стучу его ребром телефона по спине, сжимая пальцами свободной руки его кожанку, – немедленно поставь меня на ноги!
На что слышу в ответ лишь бархатный смех.
– Непременно, Лисицына, так и сделаю. Сначала только постелю для твоей задницы подходящую поляну!
И это всё он выдаёт с таким воодушевлением, что мои брови съезжаются на переносице. Что это значит? Хмуриться получается с трудом, так как Рогозин вообще не жалеет меня, когда точно летит по лестницам вниз. Правда, держать начинает крепче, не давая моим мозгам украсить бетон.
– Что ты несёшь! – выдаю криком, стоит перестать биться грудной клеткой о его плечо и набрать снова воздуха в лёгкие, когда ступени сменяет ровный кафель первого этажа.
– Подпись, говорю, забыла оставить, Лиса, – вновь бросает с толикой смеха Рогозин, когда вокруг этого смеха всё больше и больше.
Кто-то рядом свистит, а я даже голову поднять не решаюсь, искренне надеясь, что за шевелюрой, рассыпавшихся волос, не многие узнают меня.
Надо же, подпись! А что же в этот раз не стал поступать, как в прошлый, и приписывать мою работу своей благоверной?
– Яр! – предпринимаю ещё одну попытку, чтобы он получше расслышал негодование в моём голосе.
Не то чтобы рассчитывала, что он отпустит. Но и безвольной куклой висеть – вообще вариант не для меня.
И я не прогадываю, Рогозин попросту игнорирует, едва ли не с пинка распахивая главную входную дверь, и по коже тут же мажет прохладный ветерок, заставляющий покрыться её мурашками.
Снова лестницы, а меня начинает мутить, от охватившей злости вперемешку с отчаянием со всей дури луплю Яра телефоном меж лопаток. Но и это не действует, он лишь шаг ускоряет, а меньше, чем через минуту, сжав обеими руками талию, рывком снимает с плеча, жестко усаживая на холодный металл багажника Камаро.
Вестибулярный аппарат на пару секунд выходит из чата, прежде чем взгляд может сосредоточиться на лице Рогозина. Очень злом лице. Он сверлит меня гневом своих потемневших глаз, явно говорящих, что Яр в настоящем бешенстве.
Но я и сама пышу праведным гневом, пытаясь сдуть с лица пряди волос. А когда осознаю, что значило его «подпись», и вовсе выхожу из себя.
На чёрной ткани моего платья сейчас отпечатывается множество маленьких «Ярик», за которыми следуют сердечки.