Долго ждать не пришлось. Клык вдруг
дернул головой, замотал, стряхивая наваждение, и бесцеремонно
отшвырнул крыса. Впрочем, Рыжему Брату было не привыкать.
Шлепнувшись на землю, он лишь отряхнулся и уселся вылизывать лапки,
сердито попискивая.
— Радуйся, атаман, обещанная духами
добыча скоро будет здесь. Добыча хорошая и легкая, — колдун вытянул
вперед руку и посмотрел на свои заметно дрожащие пальцы, — две
телеги и никакой охраны. Будут через два-десять минут.
— Две телеги — да без охраны? Может,
чародейство какое?
— Не думаю, — усмехнулся старик, — да
ты и сам все увидишь.
Он снял с пояса флягу и с видимым
удовольствием приложился к горлышку. С каждым глотком колдовская
чернота уходила из его глаз, сменяясь хмельным блеском. Хорт
нахмурился, но не сказал ни слова. Колдун был единственным членом
шайки, которому дозволялось пить перед налетом — любая волшба
отзывалась Белому Клыку такой головной болью, что одно вино и
спасало. За остальными атаман смотрел строго, и стоило ему увидеть
или унюхать лишнее, и провинившийся смело мог идти обучаться
художественному свисту через новообретенные щели во рту — бил
трактирный вышибала точно и сильно.
— Два-десять, говоришь? — Хорт
сплюнул сквозь зубы, — Тогда давай, готовь свои чары, а уж мы с
ребятками подхватим. Кстати, а где твой пузырь?
— Хм, да еще недавно здесь был! —
нахмурился Инош, — Ничего, сейчас найдется как миленький…
Чародей положил на ладонь свои жуткие
бусы и начал перебирать нанизанные на нитку зубы. Наконец, отыскав
нужный, он крепко сжал его пальцами и начал аккуратно катать между
ними, одновременно проговаривая непонятные слова на колдовском
языке. На кончиках его пальцев заплясали голубоватые искорки.
Колдун тотчас сунул зачарованный зуб в рот и закричал:
— А ну живо ко мне, каббров сын!
Айвен шел по тенистому лесу,
наслаждаясь ароматом перегретой хвои и прохладой. Валяться в траве,
подставляя спину под палящие лучи солнца? Нет уж, пусть другие на
солнце спины жарят, а он предпочитает отдыхать в тенечке и слушать
щебет птиц. Осторожно ступая по ковру из опавших иголок, юноша
внимательно вслушивался в птичьи переливы и свисты. Конечно,
романтик из Айвена был такой же, как из деревенского кузнеца
придворная швея-кружевница, да и слухом боги его обделили. Просто
прислушивался он исключительно в гастрономических целях — очень уж
хотелось отведать свежего мясца, и совсем замечательно было бы
наткнуться на гнездо желтокрылой веретейки, чьи крохотные яйца
считались деликатесом и подавались ко столу в лучших столичных
ресторациях.