Первое. Сконцентрироваться. Я – это
я. Я здесь.
Ощущение пребывания во множестве
точек бесконечной вселенной исчезло. Глаза распахнулись сами
собой.
Да уж, не палаты белокаменные...
Убогая комнатушка, белым крашеная. Ни резьбы тебе, ни росписи, в
окнах вместо витражей простые стекляшки. Крупные, правда, во всю
рамину.
К рукам шли прозрачные тоненькие
дудки, через иглу в кровь сочилось лекарство. Коробочка в изголовье
подмаргивала простыми, не магическими огоньками. Это что – меня,
дворянина, медициной для безродных простолюдинов лечат?! Ярость
хлестнула через край, подкинув меня на больничной койке – белой,
убогой, словно саван. Мышцы вяло заныли, отказываясь двигать
разбитое тело.
Лекарем я отродясь не был, но
медицинскую магию любой воин с детства знал – для себя и для
товарища. Исцеление!
За первой волной прогнал вторую,
третью. Ну, жить можно!
На ноги я вскинулся куда бодрее,
выдернув из рук докучные иголки. Прикрывающую белую простыню
столкнул на пол. В узком зеркале напротив кровати с неудовольствием
увидел постыдно босое, безбородое лицо. А с удовольствием – то, что
лицо это и впрямь было совсем молодое, лет семнадцати от силы.
Изрядно высок, кабы не выше меня прежнего. Волос тёмен, глаза карие
с зеленоватым отливом – ну, хоть что-то от меня сквозь века
дотянулось. Худоват, вроде. От долгого лежания или сразу
малохольный был? Ну, это ничего, были бы кости, мясо нарастёт. Да и
ле́карство моё продолжало разгоняться: измученное болезнью тело
подтягивалось и наливалось силой.
Коробушка в изголовье
заверещала истошным писком. За дверью раздались торопливые шлепки
подмёток, в палату влетела женщина в куцей белой рубахе с
пуговицами через всё пузо, замерла на пороге, раскрыв рот.
– Ты кто такая?
– Ме-е-ме-е-едсестра...
– Одежду неси.
– А... Как же... Погодите, я
доктора...
Я ткнул пальцем в её сторону,
накладывая краткое запечатывание уст:
– Я тебе что сказал, женщина? Одежду
мне неси. Потом разговаривать будешь.
Пока служительница умчалась, я
вернулся к разглядыванию себя в зеркале. Да уж, рожа мальчишеская.
Да и голос высоковат. Ну, это ничего, пара лет – и всё на свои
места встанет.
Тётка примчалась со стопкой одежды и
странного вида сапогами... – нет, туфлями! – волоча за руку
молодого парня в такой же нелепой белой рубахе, только на этот раз
поверх штанов.