Там, в Ташкенте, он и решил заняться тем, чего не делал уже
много-много лет - написать для детей новую сказку в стихах.

Сказка "Одолеем Бармалея" писалась тяжело.
И чисто технически не шло:
"Сперва совсем не писалось… Но в ночь на 1-ое и 2-ое марта —
писал прямо набело десятки строк — как сомнамбула. Я писал стихами
скорей, чем обычно пишу прозой; перо еле поспевало за мыслями. А
теперь застопорилось. Написано до слов:
Ты, мартышка-пулеметчик…
А что дальше писать, не знаю".
И общий настрой был неважным - ташкентская эвакуация оказалась
одним из самых тяжелых периодов в жизни сказочника:
"День рождения. Ровно 60 лет. Ташкент. Цветет урюк.
Прохладно. Раннее утро. Чирикают птицы. Будет жаркий день. Подарки
у меня ко дню рождения такие. Боба пропал без вести. Последнее
письмо от него — от 4 октября прошлого года из-под Вязьмы. Коля — в
Ленинграде. С поврежденной ногой, на самом опасном фронте. Коля —
стал бездомным: его квартиру разбомбили. У меня, очевидно, сгорела
в Переделкине вся моя дача — со всей библиотекой, которую я собирал
всю жизнь. И с такими картами на руках я должен писать веселую
победную сказку".
Тем не менее, к лету сказка была закончена. Тяжелая депрессия
Чуковского серьезно сказалась на тексте - сказка о войне Айболита с
Бармалеем получилась очень злой, чем-то вроде "Убей немца" для
самых маленьких. Доброты вышедших чуть позже "12 месяцев" Маршака
там не было и в помине.

Дальше... Дальше началось все то, что обычно происходит с
творениями живых классиков.
"Одолеем Бармалея" ушла для публикации в Ташкентское отделение
издательства «Советский писатель», в начале августа отрывки были
напечатаны в «Правде Востока», а потом, в августе-сентябре,
состоялась и первая полная публикация — в главной детской газете
страны, в «Пионерской правде».

В 1943 году сказка вышла отдельными изданиями в Ереване, в
Ташкенте и Пензе, она вошла в план публикаций журнала "Огонек", а
директор Гослитиздата П. И. Чагин собирался включить отрывок из
сказки в антологию советской поэзии к 25-летию Октябрьской
революции.
А потом случилось неожиданное.
Антологию принесли показать Сталину. Вождь, сам в юности не
чуждый поэзии, внимательно изучил книгу, вычеркнул оттуда
достаточно много стихов (в том числе и посвященных ему) и написал в
вердикте, что