Девушка повернула с
площадки налево, а я направо. Подошла к нашему с Антоном номеру, приложила к
замку карточку и с удивлением уставилась на красный огонек. Приложила еще раз,
другой стороной – снова красный. Подняла глаза – ну конечно!
У нас четыреста
пятнадцатый номер, а это триста пятнадцатый. Я вышла вслед за рыжей этажом
ниже.
Неожиданно дверь
распахнулась, едва не втащив мне по лбу – как только успела отскочить?
- Ира?!
На пороге стоял
Антон, вцепившись рукой в расстегнутый ворот рубашки. А за его плечом…
У этих номеров была
довольно странная планировка. Обычно за дверью находится маленький
коридорчик-прихожая, а здесь она открывалась прямо в комнату. Поэтому я
прекрасно рассмотрела за плечом Антона кровать, на которой в позе одалиски
возлежала Инесса Борцова - прима труппы, колоратурное сопрано. Пышный бюст, не
меньше пятого размера, нахально сверкал из-под простыни розовыми сосками.
Антон, конечно, мог
соврать, что у Инессы разболелась голова, а он принес ей таблеточку, но
растерялся, и момент был упущен. Зато этой заминкой воспользовалась я – чтобы
отмерзнуть и пойти в атаку.
- Господи, и как
только она тебя не задавила своим выменем? – поинтересовалась ядовито. – Давай
так. Я сейчас пойду в бар, выпью за помин нашей семьи, а ты соберешь свои
манатки и переедешь к этой корове. Думаю, получаса будет достаточно. Если
вернусь и что-то найду – выброшу в коридор.
- Ира…
- Никаких Ир, Антон
Валерьевич. Ира для тебя закончилась.
- Послушайте,
Ирина, - Инесса села, натянув на грудь простыню. – С какой стати вы врываетесь
в чужой номер и начинаете…
А вот это она зря.
Во-первых, я никуда не врывалась, а во-вторых, ей лучше было помалкивать. На
глаза попались стоящие под вешалкой замшевые туфли. Массивные, с широким
каблуком. Инесса еще не договорила фразу, а одна туфля уже влетела ей каблуком
прямо в рот.
Метко получилось.
Что там случилось с зубами, я издали не видела, но губа треснула точно: по
подбородку потекла кровь.
- Ты, сука! – завизжала
Инесса.
- Ой, какая
неприятность, - всплеснула я руками. – И как же ты вечером Сольвейг петь
будешь? Зима пройдет, и весна пролетит…
Пропев начало арии,
я посмотрела на Антона. Он так и стоял в дверном проеме, не зная, то ли
вернуться в номер и утешить свою толстомясую пассию, то ли уже сбежать.
Вспомнился старый анекдот: «А как дысал, как дысал!»