«Есть отстрел», – услышала я отработанную фразу.
Перед глазами стояла чёрная пелена. Голова стала свинцовой.
Навалилась удушливая тьма.
* * *
Алексею чудом удалось выровнять корабль. В свете приборной
панели выделялось его напряжённое лицо. Звучали голоса, сначала я
ничего не могла понять. Безумно хотелось почесать висок. Я сняла
перчатку, дотронулась до лица, нащупала огромную ссадину,
застонала. От этого движения рука заболела сильнее. Голова
кружилась, мысли путались. Некоторое время я просто слушала,
пытаясь осознать происходящее. Голосами оказались радиопереговоры.
Судя по всему, дела наши были плохи.
– Нас не слышат? Что-то со связью? – спросила я Алексея.
Он покачал головой:
– Мы только слушаем.
– Почему?
– Нужно сохранять радиомолчание.
– Почему? – повторила я.
– Физически нас не видно. Недалеко обломки. Излучают, как и мы.
Если выйдем на связь, станем видны, – мужчина показал жест рукой,
проведя пальцем по горлу.
– Что будет, если заметят?
– У меня нет второго пилота, корабль повреждён, – он закрыл
глаза на секунду, помолчал, потёр виски и продолжил. – Чёрт! Не
знаю, но долго мы не протянем.
Больше я ничего не спрашивала. Мы сидели молча. Алексей
напряжённо смотрел на панель управления. Повисла тишина, будто
любое слово могло нас выдать. Только в эфире звучали тревожные
голоса, вспыхивали и обрывались на полуслове. Я почувствовала такой
страх, какого до сих пор не знала. И вдруг поняла: «Я здесь умру».
Ярко представила, как буду болтаться среди обломков, далеко от
Земли, с этим вот мужиком.
«Я даже его не знаю. Как, вообще, это вышло?! Если б не этот
проклятый старпом, сидела бы я в своей каюте, а крейсер стоял бы у
станции. Надо было сказать, что это не я, никакая не Анна Лазарева.
Вот и всё. И все были бы живы».
В тесноте кабины пространство сузилось ещё больше. Мне
показалось, что не смогу сделать вдох. Я, как могла, наклонилась
вперёд, желая закрыть голову руками. Не получилось. Мешали ремни и
чёртов шлем. «Я умру в этой консервной банке», – думала я.
– Ты чего? – спросил Алексей.
Я всё ещё не могла вдохнуть. В моём воображении внутренняя
обшивка сжалась так сильно, что угрожала меня сдавить. Бешено
стучало сердце. Алексей что-то говорил, а я скребла руками по
скафандру, пытаясь расстегнуть его на груди. Казалось, я умираю
прямо сейчас. На задворках сознания появилась мысль: «Это
паническая атака». Со мной такого не случалось, но каждый медик
знает признаки тревожного расстройства. Осознание этого факта
помогло мне сосредоточиться. Я отстегнула ремни, подтянула голову к
коленям, старалась сжаться в комок.