Странное все-таки ощущение. Нотка
надежды на свободу, прежде чем тебя загоняют в капкан.
Ехидная улыбка судьбы, которая
протягивает тебе бокал с вином, потом отдергивает дарящую длань и протягивает
длань карающую – с отравленной розовой водой.
Потому что стоило нам вернуться в
ближайший проулок, нашим взглядам предстали все те же перекошенные лица людей,
которые недавно гнали нас, размахивая палками и дубинами, иные – кинжалами. И
снова мы оказались в западне, из которой уже не могло быть выхода. Я только
смогла тихо шепнуть сестре, взглянув на нее с отчаянием:
- Кэри, пожалуйста…
Она поняла без слов. Подняла руку
и резко опустила, одновременно щелкнув пальцами, тогда двое мужчин из числа
наших преследователей столкнулись лбами и полетели назад, разрывая всю сеть
толпы. Раздались гневные крики, болезненные стоны, глухие ругательства, и
прочие звуки, которым лучше не будем предавать значения. За нашими спинами
раздался глухой, хриплый смешок, и прежде, чем я успела подскочить на месте,
дернуть в сторону Кэролайн, сделать еще какой-нибудь отчаянный шаг, меня крепко
взяли за шиворот. Сестру – тоже, она охнула, вздрогнула, и разрушительная магия
утихла.
- А теперь вы пойдете со мной, - довольным
голосом сообщил молодой господин.
Дамоны побери! Я прошипела себе
под нос что-то яростное и очень злое, но результата не дождалась, меня не
отпустили. Более того – незнакомец потащил нас за собой, не слушая наших тихих
протестов. Особо громко спорить невозможно – все-таки мы – воровки, как ни
крути, и насколько бы нищими мы ни были.
- Господин хороший, а может вы
нас отпустите? – ворковала я самым ласковым голосом – обычно я так пела
колыбельные Фрэнсису. – Господин хороший, а если я вам погадаю?
- Только позолотите ей ручку, -
вторила мне неожиданно развеселившаяся Кэролайн, - а то мы так хотим пить и
проголодались, что ночевать негде…
- Можете не беспокоиться, - мило
сообщил мужчина. – У вас все это будет.
Ага, а еще крыша над головой и
ожерелье из пеньки…
Прозвучали все эти посулы
зловеще.
Стало совсем грустно и тошно. Я
переглянулась с донельзя опечаленной сестрой, и до боли, до горечи, до
закипающих внутри слез стало понятно, насколько мне не хочется быть наказанной
городскими властями и казненной, в то время, как мой отец творил и вытворял
куда более серьезные и ужасные преступления, и ему ничего за это не было.