Итак, меня ждали рубашка из тонкого приятного полотна
(«батистовая», как назвал её Игнатьич), белые нижние панталоны,
шёлковые чулки, белый, с разноцветной вышивкой, короткий камзол со
множеством пуговиц, галстук, выглядящий как тонкий изящно
завязанный кружевной шейный платок; затем длинный, до колен,
бордово-коричневый бархатный кафтан и, как назвал их Игнатьич,
«кюлот», то есть верхние, в цвет кафтана, панталоны. Слуга
хлопотливо помогал мне, выпутывал из волос дурацкие папильотки,
завязывал галстук, чему я был несказанно рад: мне самому одеть всё
это в правильном порядке мне ни за что бы не удалось. Тут, кстати,
я рассмотрел, что слуги здесь не так уж стары, а то, что принято
было мною за седые волосы, в действительности — тщательно
напудренные парики.
Одевшись, наконец, я перестал дрожать от холода, но по-прежнему
терзался в недоумении,— куда же я, в конце концов, попал?
Определенно, это Россия. Об этом говорил и архаичный, но
узнаваемый русский язык, и темень за окнами, и холод; нетрудно
догадаться было, что на улице сейчас стоит зима. Конечно же, это
восемнадцатый век: пудреные парики и камзолы совершенно неоспоримо
это свидетельствовали. Но вот что это все, в конце концов, значит?
Кто я? Что за молодой человек во дворце, окружённый слугами,
обращающимися к нему «ваше высочество»? Не просить же мне этого
Игнатьича: «Любезный, скажите ради Бога, — как меня звать?» И что
за дворец? И вообще, это реальность, или какой-то предсмертный
бред?
— Александр Павлович, вы готовы?
Я и не заметил, как вновь в комнате
моей появился господин Протасов.
— Сейчас придёт герр Бук,
освидетельствовать ваше самочувствие, и, если ваше и Константин
Павловича выздоровление подтвердится, то после завтрака мы
возвратимся в Зимний дворец. Игнатьич, зови!
Слуга вышел в коридор, откуда
донеслось:
— Карл Христофорович, прошу вас,
входите!
На пороге комнаты появился невысокий
улыбчивый господин в палевого цвета камзоле.
– Guten Morgen, Eure Kaiserliche
Hoheit!Wie geht es meinem ehrenwerten
Patienten?
Вот зараза, немецкого-то я не знаю
от слова «совсем»!
— Александр, эээ, Яковлевич, о чём
он меня спрашивает?
Лёгкая тень досады легла на лицо
Протасова.
— Государь мой Александр Павлович,
что ж вы дурачиться поутру решили? Вы же знаете немецкий
изрядно?