Открыв дверку таинственного шкафа, вместо Нарнии я нашел в нём
нечто, много более важное поутру — «отхожее место». Выглядело оно
довольно-таки оригинально — деревянное, обитое крашенной кожей
кресло, с отверстием в сиденье, где стоял вполне себе ординарный
горшок. Надеюсь, меня не заставят его выносить!
Выходя из этого закутка (кажется, именно его и называют
«ретирадным местом»), в зеркале я увидел себя. Ёлки-моталки! Худой
пацан с вытянутым носом, серыми глазами и блеклыми бесцветными
ресницами глядел на меня из не очень качественного, покрытого
тёмными пятнышками, зеркала, едва возвышаясь из-за стола. А стащив
дурацкий, как у Карабаса, ночной колпак с кисточкою, я увидел
длинные, как у девчонки, светлые волосы, на которых висели самые
натуральные папильотки!

До чего же ужасное ощущение — вглядываясь в зеркало, видеть
совершенно чужое лицо! Шизофрения, да и только! Несколько раз я
закрывал и вновь открывал глаза; затем начал гримасничать, шевелить
бровями, надувать щёки, внимательно изучая в зеркале свою новую
ипостась. Всё ещё не веря глазам, поднёс поближе к лицу одну из
свечей, рассматривая нового себя — мальчика, только лишь
подступающего к порогу юности. Трудно сказать, сколько бы я еще
тупил у зеркала, но острый запах паленой щетины привел меня в
чувство. Слишком смело орудуя свечкой, случайно я подпалил себе
локон! Приняв во внимание, что в волосах у меня ещё и бумажки, явно
способные неслабо полыхнуть прямо у меня на голове, я решил дальше
не искушать судьбу и, сполоснув лицо и руки, (мыла, кстати, не
было), покинул «уборную»
Игнатьич ждал меня у дверей. В коридоре уже сновали какие-то
люди в одинаковой одежде — они зажигали свечи в массивных золочёных
подсвечниках, щедро развешанных по стенам. Служитель в зеленом
камзоле и обсыпанном пудрою парике ловко зажигал их, поднося к
фитилям свечей огонёк на длинном шесте; в его сноровистых движениях
чувствовался многолетний опыт такой работы. Увидев меня, этот
немолодой, седовласый человек глубоко поклонился, чем смутил меня
несказанно.
— Извольте пройти одеться, ваше высочество! — голос Игнатьича
вывел меня из оцепенения. Пройдя в открытую слугою высокую дверь, я
в задумчивости присел на свою высокую кровать. Только сейчас я
начал потихоньку осознавать, что словосочетание «Ваше высочество»
употребляется ко мне не просто так. Для окружающих меня людей всё
это очень серьёзно!