Тогда я решил раскошелиться и попросил Виталия Викторовича найти
квартиру попросторнее. Результатом поисков стала трехкомнатная
квартира в районе улицы Кирова, за которую в месяц хотели
шестьдесят долларов. Риелтор даже показал мне несколько фотографий,
сделанных полароидом.
Квартиру я не назвал бы достаточно просторной, комнаты были
небольшими. Однако ремонт и правда оказался приличным: светлые обои
в каких-то бабочках, привычная мебельная стенка в зале, пузатый
телевизор на железной подставке, белая, в позолоченных молдингах
кухня. В одной из спален на стене почему-то повесили портрет
Сталина.
Решив, что мне это подходит, я позвонил хозяйке квартиры с
мобильного и быстро назначил встречу на завтра, на полдень.
Когда я вернулся домой, первым делом услышал задорное Фимино
“Мимо”!
— “Д3”, — ответил он тут же.
— Попал, — донесся из кухни какой-то грустноватый голос
Марины.
Я разулся, снял и повесил на гвоздик куртку. Прошел на
кухню.
— О, вернулся? — Поднял на меня глаза Фима. — Тебе там звонили
по поводу какой-то прачечной. Тебя не было, и я попросил
перезвонить чуть позже.
— Хорошо, — ответил я.
Марина тоже обернулась и посмотрела на меня каким-то
обеспокоенным взглядом, тут же спрятала глаза, будто бы
сконфузившись.
На кухонном столике, перед Мариной, лежал вырванный тетрадный
лист в клетку. Другой же, видимо, скрывала поставленная домиком
общая тетрадь в синей обложке.
— В кораблики играете? — Спросил я.
— Ага! Я выигрываю! — Похвастался Фима.
Марина вдруг встала и без слов вышла из кухни.
— Марин, ты че? — Спросил я, пропустив девушку.
— Марин! Ты че, обиделась? — Крикнул Фима ей вслед. — Да ладно
тебе, это всего лишь игра! Ну че ты обижаешься?
Мы с Фимой встретились взглядами.
— Ну че она обижается? — Спросил у меня удивленный Фима.
— Поставь чайник, Фим, — сказал я. — Я щас.
Я прошел к Марининым дверям. Легонько постучал. Спросил:
— Можно?
— Нет! Я не одета! — Крикнула она в ответ.
Однако девушка забыла, что окна дверей в ее комнате
полупрозрачные, и можно было рассмотреть размытый силуэт. Судя по
нему, Марина сидела на диване в своих джинсах. Тем не менее я не
стал ломиться к ней.
— Что у тебя случилась Марин? — Спросил я. — Нужно, чтобы ты
рассказала. Ты обещала слушаться.
— Это личное! — Отозвалась девушка.
— То, что мне приходится тебя защищать, тоже личное. Седой хочет
прикончить лично тебя. А чтобы я мог защитить и тебя, и, как
следствие, себя, мне нужно знать, что у тебя на уме и в душе.