Марина повременила с ответом, но все же отозвалась:
— Ладно, входи.
Я посмотрел на Фиму, который из любопытства высунулся из
кухни.
— Если что, скажи, что я ей поддамся, — серьезно проговорил
он.
— Ладно, — я хмыкнул. Потом вошел в комнату.
Марина выглядела обеспокоенной и грустной.
— Сяду? — Спросил я.
Она кивнула и чуть-чуть отодвинулась, освобождая мне место на
диване. Присев рядом, я сказал:
— Рассказывай.
Марина молчала, поджав губы. Она отвернулась, боясь смотреть мне
в глаза.
— Марин.
— Ну… Я не могу…
Я вздохнул.
— Через не могу.
Она помялась еще полминуты. Потом наконец смущенно заговорила,
все также не поворачивая лица.
— Мало того что они все мои вещи перекуевдили, так еще кое-что
забыли. Забыли кое-что, что мне очень нужно. А сейчас такое время…
Что без этого никак.
— Без чего?
— Ну… Я же девочка… И тут… Вот… — она замолчала. — В общем…
— У тебя что, месячные, что ли? — Спросил я в лоб.
— Нет, ты что?! — Обернулась она испуганно.
Испуг почти сразу сменился смущением, и девочка, опустив глаза,
зарделась. Стала нервно поглаживать свой гипс.
— Еще нет. Но уже вот-вот.
— Ну еще бы. Видать, вещи тебе кулымовские бойцы собирали. Вряд
ли кто-то из них мог даже подумать о таком. Ладно. Пойду поищу и
Степаныча тебе ваты. У него точно должна быть.
— Что?! — Снова испугалась она. — Какая вата?! Я не привыкла… У
меня всегда были… В общем.
Девочка обернулась, насупилась, упрямо скрестила руки на
груди.
— Мне нужно, чтобы ты свозил меня домой, за… За… За средствами
личной гигиены.
— Исключено, — покачал я головой. — Пока так. Солдат должен
стойко выносить тяготы и лишения военной службы. Считай себя
солдатом, а это всё — военной службой. Принесу тебе ваты.
— Нет, ну Витя! — Ну тогда свози меня в аптеку. Я куплю
сама!
— Тоже нет. Тебе нельзя выходить из квартиры.
— Ну… Ну тогда пусть кто-нибудь съездит! Я же не смогу! У меня и
так беда в семье, а тут еще и это! Да я с ума сойду с твоей
ватой!
Я вздохнул. Закатил глаза. Подумал, что в этот момент мне бы
проще было справиться с десятью охранниками, объявившими
забастовку, чем с одной этой девчонкой и ее женскими проблемами. Но
делать было нечего.
— Ладно. Сейчас решим, — сказал я хмуро и вышел из комнаты. Тут
же позвал: — Фима!
— А? Че? — Выскочил он из кухни.
— В общем, слушай, что надо делать, — приблизился я к нему.