— Разбуди меня завтра рано,
О моя терпеливая мать!
Я пойду за дорожным курганом
Дорогого гостя встречать…
Она читала хорошо. Не быстро и не
медленно, не громко, с выражением, но без излишнего драматизма.
Семен закрыл глаза. Слова лились одни за другими, и это было так
странно и так хорошо. Это было сверх заботы. Что-то из детства,
когда ему читала вслух мама. Читал ли ему кто-то что-то вслух после
нее? Аудиокниги, конечно же, не считались…
Он сам не заметил, как уснул. А во
сне ему казалось, что он продолжает слышать голос Дарьи. Только
теперь это уже были не стихи. Голос то приближался, то отдалялся, и
Семену чудилось, что он материален и вьется вокруг него. Голос
обрел форму и плоть, и слова стали видны. Они слились в единый
хоровод и кружили, кружили, кружили вокруг него. Пепельного цвета,
они ложились на его руки и вновь теряли краски, сливаясь с кожей.
Семен наблюдал за этим процессом с искренним интересом и безо
всякого страха. Протянул руку и выловил пару слов из потока. Растер
в пальцах. Они рассыпались словно истлевшая от пламени бумага.
Потом он устал и от этого. И снова
уснул.
После того, как дыхание Семена
выровнялось, Дарья подождала какое-то время. Потом встала из-за
стола, взяла фонарик и сняла с крючка связку ключей. Она вернулась
минут через десять, в руке у нее были скатанный в трубку рисунок и
пучок трав. Дарья принесла из дома спички, нож и железную чашу, в
последнюю положила рисунок и травы. Кончиком ножа уколола палец до
крови, надавила на подушечку, заставляя несколько бордовых капель
упасть на бумагу. Посидела какое-то время над чашей, будто
принимала непростое решение. Потом достала спичку, чиркнула
головкой о бок коробка, высекла огонь и подожгла бумагу. Пламя
занялось. Оно разлилось по рисунку и съело его вместе с травами, и
по веранде разнесся приятный чуть сладковатый дымок. Дарья
удовлетворенно кивнула. А потом заговорила. Спина ее выпрямилась,
подбородок приподнялся, почернели широко раскрытые глаза. Речь,
больше напоминавшая напев, переплеталась с дымом, и в какой-то
момент он перестал подниматься вверх и рассеиваться, наоборот,
сгустился, устремился к рукам Семена и опутал их.
Ветер пробежал по кронам леса. В
деревне глухо завыл Птенчик.
Семен проснулся оттого, что
выспался.
Это было удивительное, чудесное,
давно забытое ощущение, и он остался лежать с закрытыми глазами,
чтобы хоть немного продлить его. Пахло утром и свежим бельем. Было
тепло. За окном распевался черноголовый щегол. Ему вторили синицы.
На крыше соседнего дома поскрипывал, танцуя с легким ветерком,
флюгер. Еще совсем молодой, едва наступивший день звучал так чисто,
легко и звонко. Он звучал как начало, как белый лист, как что-то
новое. Звучал прелюдией к жизни.