– Да, я ставленник партноменклатуры, – говорит Калинин и спрашивает. – Ну и что? Разве были тогда другие прокуроры? Могли ли они занять свои посты в обход КПСС?
Я развожу руками, потому что знаю ответы на его вопросы.
Да, выдвигали своего человека на руководящую должность3. Да, оказывали доверие. Но каждый при этом отлично знал: кто выдвинул, тот и «задвинет» в любой момент, если станешь нарушать неписаные, однако свято исполняемые, правила игры. Главное правило я сформулирую так: законно лишь то, что исходит из стен руководящего партийного органа КПСС. Это – первично, а всё остальное – вторично, имеющее прикладное значение. И хотя теоретически прокуроры назначались Москвой, а потому, вроде бы, находились в неком привилегированном положении и напрямую не подчинялись местным органам власти, практически же прекрасно знали, в чьих руках на самом деле их судьба. Поэтому-то многие жили в мире и согласии с местной партийной верхушкой.
Калинин, заняв прокурорскую должность, знал все это. Он также понимал, что, став Нижнетагильским транспортным прокурором4, обязан оправдывать оказанное партией высокое доверие.
Василий Валентинович был молод, умен, образован, то есть вполне перспективен.
Однако уже через несколько месяцев его «доверители» – секретари Нижнетагильского горкома КПСС – забеспокоились, занервничали. Хотя внешне Калинин и не давал повода: будучи по природе пунктуальным, всегда являлся в горком КПСС на «инструктивные» совещания, внимательно выслушивал очередные «тезисы партии», не спорил, то есть старался (без крайней на то нужды) не дразнить «гусей», не раздражать отцов-попечителей. Партработники – люди ушлые, поэтому интуитивно почувствовали в своем вчерашнем собрате нечто, чуждое и враждебное им. И сразу насторожились. И не без оснований.
Ведь как было? Каждый «сверчок» должен был знать свой «шесток»; он не вправе был совать свой длинный нос туда, куда совать ему не положено; не верещать, если не получил на то благословение верхов.
Калинин же повел игру по другим правилам.
Первые раскаты грома пронеслись над Нижним Тагилом уже в 1986 году.
Автор этих строк стал невольным свидетелем того, как тогдашний начальник Свердловской железной дороги5, потрясая в воздухе самой главной партийной газетой в СССР, захлебываясь от гнева, с трудом подбирая из русского лексикона приличные слова (рвались-то наружу совсем другие выражения) кричал все, что он думает о Нижнетагильском транспортном прокуроре, авторе буквально небольшой заметки (на сотню строк), опубликованной в последнем номере «Правды».