Интересно, получится ли слепить из одноклассников коллектив, где
каждый друг другу товарищ и брат, а не волк? Это будет полезно,
я-то уйду, а друзьям учиться в банке с пауками.
Из учительской выглянула вторая русичка, похожая на бульдога
Людмила Кировна Джусь, которая возьмет наш класс в следующем году,
отперла дверь кабинета и исчезла. Мы вошли внутрь, расселись,
доставая учебники и тетради, и тут распахнулась дверь, ударившись о
стену и выбивая куски штукатурки, и в класс, гыкая, матерясь и
благоухая папиросами, ввалились люмпены: Чума, Барик и Плям.
Барик напоминал молодого белого бычка: сбитый, короткошеий и
коротконогий, с башкой угловатой, как у робота, и лишенными мочек
ушами.
Плям напоминал губастую жабу.
Я приготовился отражать нападение, встал, но отморозки прошли
мимо, рассевшись на задних партах среднего ряда. Барик, Серега
Борецкий, был среди них самым умным и воспитанным и даже мог иногда
получить четверку: отец заставлял его учиться и драл ремнем так,
что Серега иногда сидеть не мог. Но очень уж влекла его тюремная
романтика.
Говорят, он насолил кому-то серьезному, подался в бега, и его
след потерялся.
Барик с Плямом уселся за Заячковской, которая тоже худо-бедно
соображала, и у нее можно было списать, а позади Барика занял место
Чума.
Когда я уже подумал, что опасность миновала, припозднившийся
Карась, проходящий мимо моей парты, демонстративно пнул мой рюкзак
и харкнул на учебник.
Класс замер в ожидании.
— Ты офигел, черт полосатый? — Рамиль встал в проход между
рядами, преграждая Карасю путь к задним партам.
— Врежь ему, Павел! – крикнула Лихолетова.
— Ставлю сто рублей – на Мартынова! – имитируя голос рефери,
крикнул Памфилов. — Ставки, господа!
Решение надо было принять мгновенно. Да, бить Карася – что
идиота обижать. Возможно, его это сделать заставили, вон,
кровоподтек на щеке. Но оставлять безнаказанным его тоже нельзя. Я
медленно встал, закатил несуществующие рукава, как это делала
Гаечка, и стал наступать на затравленно озирающегося Карася,
приговаривая:
— Они сказали, что я ничего тебе не сделаю? И не тошнит быть
таким опущенным? Нравится, когда… — И тут я вспомнил про внушение,
шагнул к Карасю, взял его шею в захват, прижал башку к своему боку.
Карась начал брыкаться и попытался меня ударить, но боли я не
чувствовал и произнес менторским тоном: