Возвращаюсь не раньше чем через час. Развешиваю мокрое постельное белье и одежду во дворе на веревке. Сама остаюсь в мокром сарафане — высохнет на мне — других летних вещей у меня все равно нет.
С удовлетворением отмечаю, что движения даются почти безболезненно — даже руки могу поднять к веревкам. Надо будет поблагодарить Сову, не знаю, правда, станет ли та слушать мои благодарности — она это не любит.
В бараке тихо: все еще спят, только на кухне слышится шевеление. Пройти мимо?
Лучше бы я так и сделала, но отчего-то все равно заглядываю внутрь. В моей голове все перепуталось, и не могу вспомнить, чья сегодня смена готовить.
Оказывается, моя. Потому как на кухне обнаруживается Сова — обычно мы работаем с ней в паре.
— Явилась красавица, — зло бросает женщина через плечо, заметив, кто заглянул в помещение. Замираю как вкопанная, не понимая причины агрессии. — Чего встала?
Сова подхватывает клюку, до этого прислоненную к стулу, и делает ко мне два широких шага, замахивается тряпкой, которую все еще держит в руке. Думаю, ударит, но женщина швыряет старое полотенце на стол и только мечет глазами молнии.
— Идиотка, — припечатывает и отходит.
— Что я сделала? — не понимаю.
— Еще и не помнит, — произносит та с отвращением, как сплевывает. Но я правда не понимаю. Сова упирает руку в бок и впивается в меня тяжелым взглядом. — Кто тебе Олуша? — спрашивает требовательно, при этом посматривая по сторонам, будто боится, что нас услышат. — Близкая подруга? Родственница?
Качаю головой:
— Нет.
Мы все здесь никто друг другу. Но Олушу мне действительно жаль больше других. Она совершенно не может за себя постоять. Чем-то девушка напоминает мне Джилл — такая же маленькая, кроткая. Должно быть, это подсознательное, ведь подругу я вспомнила совсем недавно, а к Олуше испытываю симпатию давно.
— А нет, так и молчи, — отчеканивает Сова. — О своей шкуре подумай.
— Да что я сделала? — все еще не понимаю. Спросила вчера о том, кем она была? Это Олуша ей рассказала? Да, на Птицеферме тема воспоминаний не поощряется, но за нее не казнят и даже не порют. Не понимаю.
Сова снова посматривает по сторонам и мне за плечо, чтобы убедиться, что нас не подслушивают. Настороженная, напряженная.
А я вспоминаю скрипучий недовольный голос в моей комнате, как раз перед тем как я отключилась. Кажется, ругающийся на Олушу...