Но – нет.
Ничего это не случилось. Что тому виной или причиной? Незримая тень мужа-директора? Трусость или ступор перед невиданной красотой? Условности рабочей мастерской?
Знать бы в тот миг, что нужно было делать…
Павел помог донести укутанные работы до багажной двери огромного серебристого джипа «Land Cruiser». Шофёр уже открыл дверцу пассажирской двери, ожидая жену начальника.
Девушка ещё раз посмотрела Петрову в глаза:
– Спасибо вам за выбор. А «Туманную бухту» я повешу в своей комнате. До свидания.
Водитель захлопнул дверь машины и увёз вожделение Петрова в другую реальность…
Павел ходил по мастерской кругами как полярник, вышедший на замеры погодных условий, но потерявший из виду набитые камнями бочки из-под солярки. В них воткнуты столбики с натянутой верёвкой, ухватившись за которую, можно вернуться в точку отсчёта. Где-то совсем рядом вход в тёплое помещение, видно окна, светящиеся сквозь пургу. Но метель, но ветер – где же эта спасительная нить, которая приведёт его к заветной двери?
Художник остановился в том месте, где полчаса назад стоял на коленях перед женщиной, от которой у него свело спазмами не только физиологию, но и душу. Ему тридцать пять лет, почти десять из них – с Ириной. По привычке, по образцу родительской семьи. Без любви, без страсти. Тихо-мирно, обывательски скучно. Обыденно и предсказуемо.
А тут такое… Какое?..
Память воссоздала в проёме двери только что ушедший силуэт. Петров придвинул мольберт и стал набрасывать штрихи к будущему портрету.
Картина долго ему не давалась. Он всё пытался ухватить тот невесомый ореол, что окружал девичью фигуру, дать воздуха, ещё больше воздуха! Кидал белила на полотно, растушёвывал с голубым, с жёлтым – с лучами солнца, бликом неба, но не шло! Добавлял теплинки, остужал фрагмент холодинкой. Не получалось как в жизни! Отвлекал этот белый цвет платья: не ложился в тон, не играл со светом, не передавал того впечатления, что вонзилось ледяным осколком в мозг в первую же секунду встречи.
Павел отшвыривал кисть, задвигал мольберт за ширму, накидывал на него драпировку, не хотел к нему больше возвращаться! Но проходил месяц-другой, и он снова лепил из красок скулы, руки, выводил линию бедра, синеву глаз, копну чёрных волос…
Через год картина была закончена. Не справившись с золотым сиянием, исходившим от платья девушки в потоке солнечного света, Петров решил этот вопрос кардинально.