Капище Даждьбога стояло на холме. Деревянный сруб с маленькими окнами, а внутри сруба — вековой дуб. Сруб так и построили вокруг дерева, не беспокоя корней и не срубив ни одной ветки. Крыша, крытая осиновым лемехом, издалека казалась серебряной, но это было лишь свойство осины — состарившись, красиво блестеть на солнце. Края крыши были фигурно вырезаны, и, нависая над стенами на добрых пару локтей, они отбрасывали в солнечный день на землю ажурную легкую тень.
Внутри капища стоял истукан, с нарисованными краской глазами и вырезанной длинной бородой. В руках Даждьбога был щит, когда-то покрытый сусальным золотом, стершимся от времени, а на плечах сидели лебедь и утка. Перед богом был каменный алтарь, где приносили жертвы. Человеческих давно не было — по крайней мере, на памяти Лесавы — а вот бычкам каждый год перерезали горло, а потом дружно праздновали всем селом, ставя лавки на поляне вокруг капища.
Жрец Даждьбогов, Божеслав, стоял сейчас перед входом в капище. Да и не вместил бы храм всех желающих — ведь все племя светличей пришло, чтобы посмотреть на союз, который заключало два племени.
Лесава пряталась за плечом Раски. Оттуда никто не мешал ей украдкой любоваться Белогором. Хорош был князь, ох как хорош. Волосы на непокрытой голове отливали золотом в свете утреннего солнца. Только лицо было печально, а губы сурово поджаты.
Холодно было сегодня утро, и студена роса. Лесава куталась в душегрею, но руки почему-то продолжали дрожать, а зубы постукивать. В горле резало то ли от холода, то ли от душевной боли.
Хорош был князь. «Только не твой!» — шепнуло ей сердце, и Лесава прикусила губы зубами, чтобы не расплакаться. Вот казалось бы — видит человека она во второй раз в жизни. Да и поговорить удалось всего ничего. Тогда почему же сердце так стонет и рыдает, словно расставаясь с самым дорогим человеком в жизни?
— Еще свидимся, — сказал вчера Белогор при прощанье.
Лесава поклонилась, сделала пару шагов к дому и оглянулась. Князь стоял, не уходил, смотрел на нее с такой тоской, что у девушки сердце в груди заколотилось как ненормальное. Лесава бросилась в дом, словно за ней гнались, и прижалась к стене в сенях, едва не уронив на пол висящую там борону. И потом всю ночь ей снились ее безумные сны. Но сегодня голос неведомой женщины, по-прежнему с тоской зовущей ее куда-то на на неведомую поляну в лесу, то и дело перебивал другой голос — тихий и рассудительный мужской. И хотелось бежать на этот голос — через буерак и лесную чащобу, бежать со всех ног.