Жрец воздел руки к небесам, приглашая Перуна и Даждьбога в свидетели всех клятв, потом прошел в храм, и вскоре из окон потянуло дымом — это жрец жег на алтаре принесенный дар.
Премислава сняла со своей головы богато расшитый золотом и украшенный жемчугом девичий венец и передала его с поклоном будущему мужу. Белогор в ответ тоже поклонился и протянул невесте поднос, на котором лежали золотые монеты — выкуп за венчик. Премислава при этом усмехнулась, отворачиваясь, но Белогор, кажется, заметил ее усмешку, потому что губы у него сжались еще суровей. Лесава с грустью опустила глаза.
Светличи полюбовались на парочку, пошептались и стали расходиться.
— Ой! — ухватила за рукав собравшуюся уходить подругу Раска. — Я запамятовала. Тебя же князь звал на свадебный пир.
— Спасибо, Раска, — тихо прошептала ей Лесава, — ты передай мою благодарность князю. Только…
— Только что?
— Только я не приду, — твердо сказала Лесава.
Еще не хватало себе душу растравлять, глядя на торжество Премиславы. И на счастье Белогора. Или на несчастье. Распускаются по весне цветы на всех деревьях — и на липе, и на яблоне, и на жимолости. Только на малине ягоды наливаются к середине лета сладостью медовой, а ягоды рябины горчат. Что там у Белогора с Премисловой выйдет? Вот чует сердце Лесавы, что ничего хорошего не получится.
Встряхнула головой Лесава, черные думы от себя отгоняя. Не будет ей легче оттого, что и князю будет тяжело на сердце. Пусть уж Белогор будет счастлив, пожелала она про себя. И пусть поскорей уедет, добавила она. А как уедет князь, может, и ее сердце успокоится. Если сможет. И такая тоска от этой мысли Лесаву взяла, что схватила она лукошко и побежала в лес. Может хоть там она найдет себе утешение? Как всегда находила.
— Девясил, девясил, дай ты князю девять сил… — шептала Лесава, нарезая корень выкопанного лесного гиганта.
Цветы девясила — золотые солнца — стояли в широком кувшине на столе, а корни, хорошенько вымытые, Лесава нарезала на доске ножом.
— Девясил, желтый цвет, дай ты князю много лет… — повторяла Лесава.
Нет, никакой ведьминой силы у нее и в помине не было, что бы там не сплетничали у девушки за спиной, но вот детскую привычку разговаривать с деревьями, травами и цветами Лесная дева бросить не могла. Кидая в землю семена, Лесава уговаривала их не спешить лезть, пока не пройдут заморозки, чтобы не почернели и не умерли нежные ростки, но зато потом уж стараться изо всех сил, набирать сок и мощь. И морковь с редькой, репа и горох как будто слушались Лесаву и росли как на дрожжах. Морковь вырастала толстая, толще запястья девушки, стручки гороха едва не лопались от напора теснящих их изнутри крупных шариков, капуста кокетливо кучерявилась, охотно заворачиваясь в многочисленные одежды, а репа… У-у, репа была отменная — ядреная, сахарная и такая большая, что, выкапывая ее, дедушка Даромир невольно шутил, что придется звать на подмогу и собаку Жучку, и кошку Мурку, и мышку. Раз уж бабка и внучка под рукой.