Была княгиня красива. Правильные черты лица овальной формы с высоким лбом, над которым горделиво возвышалась двурогая кика — с золотой каемкой, украшенной самоцветами, от рогов которой вниз на затылок спускалось белое покрывало, полностью закрывавшее волосы, платье из дорогого атласа глубокого синего цвета — явно иноземного происхождения, потому что местные красильщики такие ткани не производили. Единственное, что портило красоту жены Тихомира — это надменное выражение глаз, которое смягчалось лишь тогда, когда смотрела княгиня на свою единственную дочь.
Красоту свою Гордяна лелеяла, а потому и приходила к Лесаве с разными тайными просьбами. Почему не хотела княгиня откровенничать в своем терему, Лесава на знала. Но ведь и у стен есть уши, и может, поэтому предпочитала женщина секретничать о своих делах вне княжеского дворца. А уж за готовыми отварами и мазями посылала сенных девок.
— Где дедушка твой? — спросила княгиня, в очередной раз обегая глазами избу, но почему-то никак не приступая к цели беседы.
— Траву косит на дальнем лугу, — объяснила Лесава. — Там и заночует в стогу. Я ему с собой еды дала.
— Это хорошо, — последовал странный ответ княгини.
— Отвар для волос я еще не варила, — сказала девушка, недоумевая, почему княгиня никак не выскажет цель прихода.
— Скажи, Лесава, предана ли ты князю Тихомиру и мне как покровительнице твоей? — огорошила Гордяна девушку вопросом.
Лесава округлила глаза, потом нахмурилась.
— Да вроде ни одного проступка за мной не водится, — сказала она с недоумением.
— Не о том речь! — отмахнулась Гордяна. — А вот на что ты готова, чтобы преданность свою доказать? Чтобы за ласку отплатить?
Лесава насторожилась. Разговор выходил опасный, чувствовала она сердцем.
— Наверное, и у каждой преданности свой предел имеется, — осторожно сказала она.
— Нет, ничего плохого я тебя делать не прошу, ты не подумай.
— Я ничего не могу подумать, пока не услышу, что вы хотите от меня, — твердо сказала Лесава, уже догадываясь, что попросят у нее именно что-то нехорошее и гадкое.
Княгиня взглянула на богов в красном углу, пожевала губами, потом нехотя выдавила:
— А прошу я тебя, Лесава, ночью сегодняшней подменить дочь мою Премиславу на брачном ложе.
— Что?
Лесава была так ошарашена, что замерла с вытаращенными глазами.