— Попрошу не перебивать! — шипит его благородие. — Пункт
третий...
И так до конца бумажки дочитал. Слушаю, а меня в списке не
назвали. Будто нет стажёра Найдёнова.
Конечно, с одной стороны хорошо, что про меня забыли. Нет работы
— сидим курим, расслабляемся. С другой стороны, всё равно ведь
найдут и к делу приставят. На морозе в карауле стоять у
какой-нибудь будки. Или в участке на ресепшене сидеть, задницу
отсиживать до пенсии. Кто будет продвигать чувака с печатью
полукровки?
Нет, я уже решил — буду карьеру делать. Своими силами. Вспомнил
дружка Егора с истфака. Как бы он наверх до самого царя добрался. А
я чем хуже? Знаний маловато? Так не беда, книжки почитаю, людей
порасспрошу, мозги напрягу. Иначе так и сгинет Димка Найдёнов в
безвестности. Кому это надо? Вот именно — никому. Зато польза от
меня может быть для отечества... ух! Я же столько всего знаю...
Любой астролог обзавидуется. Главное — не спешить, с умом к делу
подойти. Не то за чокнутого примут и в психушке запрут — с
Наполеоном. Или с Кутузовым, в соседней палате. Для начала найду
тех, кто поезд взорвал. Заодно местного мафиози Рыбака выведу на
чистую воду. А там уже — повышение, награды всякие...
Дождался я, пока приставы из кабинета выйдут. Бургачёв стоит,
бумажку свою в руках комкает, сам весь красный, потный. Волнуется,
видать.
Меня заметил, как рявкнет:
— Вон поди, стажёр!
— Никак нет, — отвечаю, — не могу пойти.
— Что?! Ты с кем разговариваешь, полукровка?
Чую, сейчас его благородие об меня руки замарает, не побрезгует.
Вышвырнет через закрытую дверь. Вон как его разобрало. Полукровкой
обзывается.
— Имею личное распоряжение Ивана Витальевича. Его высокородие
велели землю рыть, а виновных найти. Говорят, ищи, стажёр, пока не
найдёшь. И Бургачёву скажи, чтобы любое содействие оказывал.
Вернусь, сразу чин получишь, а может, и награду.
Ну, насчёт землю рыть — это мне шеф сказал, заместитель
полицмейстера. Остальное я выдумал. Но кто сейчас проверит?
Начальство без памяти, того гляди помрёт. Не докажет никто.
— Как это?.. — забормотал Бургачёв. — Иван Витальевич лично
велели?
— Так точно, — говорю. — Я к нему первому на перроне подбежал,
ещё никого там не было. Потом уже санитары подоспели, унесли
его...
Эх, семь бед — один ответ. Или грудь в крестах, или голова в
кустах. Слова сказаны, жребий брошен, Рубикон перейдён.