Бесси и Эббот ушли. Я совершенно обезумела от отчаяния. Мой безумный страх и судорожные рыдания вывели из терпения миссис Рид, и она, не говоря ни слова, повернула меня и втолкнула в красную комнату. Я слышала, как она заперла дверь и ушла. После ее ухода, должно быть, со мной сделался нервный припадок, и я лишилась чувств.
Что произошло потом – я не знаю. Помню, что проснулась точно от ужасного кошмара, перед глазами у меня стоял ослепительно яркий красный свет, перерезанный широкими черными полосами. До ушей смутно доносились голоса, как бы заглушаемые ревом ветра или шумом падающей воды. Ужас, волнение, неизвестность туманили мне голову. Вскоре я почувствовала, как кто-то дотронулся до меня, поднял и привел в сидячее положение. Прикосновения были нежными и осторожными, до сих пор никто так не ухаживал за мной. Я прислонилась головой к подушке или чьей-то руке и чувствовала себя в таком положении очень хорошо. Но прошло минут пять, и туман, заволакивавший мой рассудок, рассеялся. Я ясно увидела, что нахожусь в детской, в своей собственной кровати, и что ослепительный красный свет исходит из камина.
Была ночь, на столе горела свеча. Бесси стояла у кровати с тазом в руке, а какой-то господин, сидевший на стуле у изголовья, наклонялся надо мной. Сознание, что в комнате находится чужой человек, не принадлежащий ни к обитателям Гейтсхеда, ни к родственникам миссис Рид, доставило мне невыразимое облегчение и возбудило отрадное чувство безопасности. Отвернувшись от Бесси – хотя ее присутствие было мне гораздо менее неприятно, чем присутствие мисс Эббот, – я стала всматриваться в лицо господина, сидевшего около меня.
Я знала его: это был мистер Ллойд, аптекарь, которого миссис Рид звала иногда, когда заболевал кто-нибудь из слуг. Для себя и детей она всегда прибегала к помощи врача.
– Ну, кто я? – спросил он.
Я произнесла его имя и протянула руку. Он взял ее, улыбаясь, и сказал:
– Ну, теперь мы понемножку начнем поправляться.
Затем он снова уложил меня и, обратившись к Бесси, поручил ей соблюдать величайшую осторожность и не тревожить меня ночью. Дав ей еще несколько наставлений и обещав прийти на другой день, он ушел, к моему большому огорчению. Пока он сидел на стуле у изголовья моей постели, я чувствовала себя под его защитой и покровительством, но когда дверь за ним закрылась, вся комната погрузилась в мрак, и сердце у меня снова защемило, невыразимая тяжесть легла мне на душу.