Маг в Законе. Том 1 - страница 62

Шрифт
Интервал


            Вот: идут уже по окраине, распугивая собак, вовсю горланя "Фартовую печальницу", выученную с субботы по натырке веселого Друца:


                          -- А кому маруха,

                          Кому смерть-старуха,

                          Кому мать-кутузка,

                          Прокурорский суд...


            И ты, Княгиня, с Валетом Пик на два дурных голоса с переливами, чтоб ветошники сиволапые хоть на миг себя кодлой-матушкой почувствовали:


                          -- А меня, жигана,

                          Шлепнут из нагана

                          И вперед ногами

                          На погост снесут!..


            Что, тоже весело?

            Брешут собаки, заливаются; стоит у ворот купеческой хоромины самолично Ермолай Прокофьич, альтруист хренов.

            Да, Княгиня, ты подумала и едва не расхохоталась вголос: до того смешным показалось умное словцо "альтруист" в родимом Кус-Кренделе, где теперь век вековать!

            Так уж и век? -- спросила сама у себя. Ведь поезд... перрон...

            Так уж и век -- ответила.

            Ленку-Ферт за любовь ее отчаянную под петлю с мыльцем подвести? -- гнилое дело.

            -- Эй, ссылочные! А ну заходьте, угощу!

            Мужички с завистью глянули на вас -- ить не ерш-рыба, ить сам Ермолай Прокофьич на стакан кличет! А Филат Луковка, тот и вовсе аж худым гвоздем скрючился, до того завидки пьянчугу взяли... Хотел было что-то злое брякнуть, да уперся взглядом в купцовы очи, и прикусил язык.

            Дальше зашлепал, к родимому очагу, к строгой Пелагее.

            А вы кочевряжиться не стали.

            Зашли.


ЗАМЕТКИ НА ПОЛЯХ


            Если он заглянет тебе в глаза, этот Друц, если позволит задержаться -- лицом к лицу -- больше обычного, то рухнешь навзничь, раскинув руки крестом, в беззвучный крик:

            ...ай, мама!

            Догорели, сизым пеплом стали угли; ночь в степи бредет неслышно, чабрецом, полынью пахнет. Ветер гривы заплетает жеребцам, уставшим за день, ветер меж шатров танцует, ай, чявалэ, пляшет ветер... Там, за далью, вторит эхо: пой, гитара! плачь, гитара! смейся! И звенят мониста, рассыпаясь по простору...

            Нынче утром встанет солнце.

            Нынче утром я не встану.


* * *


            -- Как велишь, благодетель? -- неприветливо осведомился Друц, шагая рядом с Ермолай Прокофьичем по широкому двору. -- В нижние хоромы, в зимнюю подызбицу идти? Или на крыльце погутарим? Ишь, каково крыльцо-то у тебя! -- перильца, ступенечки, ставенки резные, окна расписные...