Откинула.
Прошлась по
клавишам.
"Сыграем в четыре
руки?!" -- холодным ветром плеснуло ниоткуда.
-- А што хошь, то и
сыграй. Романс, што ли?.. душевный...
-- Романс?
И пальцы сами
вспомнили, а голос едва не сорвался, едва не слетел пуганым
петухом, где хотел парить соколом -- но не слетел ведь
все-таки!
Правда, Княгиня?
Правда.
-- Я Вам не снилась никогда.
Зачем же лгать? -- я это знаю.
И с тихой нежностью внимаю
Решенью Вашего суда...
Невозможный, небывалый
зверь ворочался под лаской твоих рук.
Вибрировал всем своим
чудесным телом, и в подушечки пальцев искренне вливалось тепло
прошлого, тепло былых дней, когда жизнь сверкала, а не кололась
острыми гранями, когда слова сами складывались в песню, чтобы
вырваться из клетки небытия...
Чем не взыскательная
публика: конокрад, едва не отдавший жизнь за рябую девку да за
лешатого парня -- и лихой купчина, раз и навсегда влюбившийся на
торгах в белый рояль?!
Найдешь ли лучше?!
-- ...О чувство ложного стыда! --
Тебя я стала ненавидеть,
Когда, боясь меня обидеть,
Вы вместо "нет" шептали "да"...
Зверь расстраивался,
грустил, норовил заурчать поперек, водил впалыми боками -- но ты не
позволяла зверю баловать.
Потому что поезд.
Потому что марьяж.
Если б ты еще знала,
сумеешь ли вовремя отказаться... но ты ведь не знала, Княгиня?
-- ...Я Вам не снилась никогда.
Любовь? Я поднялась над нею.
Став и печальней, и сильнее, --
Но в этом лишь моя беда.
Рождая пламя изо льда,
Я жгла опоры сей юдоли,
Вы были для меня звездою --
Гори, сияй, моя звезда!..
И все-таки сейчас была
твоя минута.
Спасибо, Ермолай
Прокофьич! -- не знаю, в чем здесь твой барыш, без которого ты и
поступка не мыслишь, но...
Спасибо.
...Проходят дни, пройдут года,