А их еще и
не допрашивали. Работал мой подчиненный Савин. Тьфу ты, он пока еще
такой же инспектор, как я. Не исключено, что в этой реальности он
будет моим начальником, а я его подчиненным.
Значит,
инспектор уголовного розыска Савин материал собрал, его передали в
следствие как «светлое» (злоумышленник-то известен, не отпирается),
а дальше пусть следователь пашет. Вот ведь, работнички в уголовке!
Могли бы все раскрутить, без нас, без следователей. Совсем угрозыск
нюх потерял. Лодыри! Им бы только материал спихнуть. Тут я с
удивлением обнаружил, что ругаю своего брата — сыщика. Не Савина
конкретно, а сыщиков, как класс. Ай-яй-яй! Это что же получается,
полдня посидел на следственном стуле и всё — перековался? А как же
принципы, как же сыщик сыщику — друг, товарищ и брат на всю
оставшуюся жизнь? А вернёшься через месяц восвояси, опять идеологию
менять придётся?
Мне стало
стыдно. Я покраснел и вернулся к делу.
Значит,
сожители. Ей — сорок семь. Ему — тридцать. Хм... проникающее
ранение в вену, которая под коленкой. Раневой канал ... угол сорок
пять градусов. Однозначно, что нанести такую рану можно, если
потерпевший, то есть, потерпевшая шла по лестнице, а злодей стоял
на пару ступенек ниже, и он ткнул ножом свою Дульсинею.
А ведь мне,
как следователю, пусть и «и.о.» здесь ничего не светит. Вот, разве
что, окончательно загробить дело. Всё равно нет у него никакой
судебной перспективы. При таком раскладе его туда, в суд то есть,
прокуратура не пропустит и обвинительное заключение не
утвердит.
Гроблю, а
что еще остается? Только придется еще разочек допросить и
подозреваемого и потерпевшую. Вернее — допрашивать-то их буду
первый раз, потому что Савин, который Серега, взял объяснение. А
коли дело возбудили, то теперь нужно и можно проводить следственные
действия, сиречь — допрос.
Вызвать их
в отделение? Нет, лучше сам к ним сбегаю, а не то почта повестку
неделю слать будет, а потом жди их. Так, бегать недалеко, планирую
сделать это завтра... Нет, лучше сразу, после обеда. Допрошу их
обоих, показания скорректирую.
Часов в
одиннадцать ко мне залетел Рябинин. Обежав кабинет и, убедившись,
что я пока не дезертировал и до сих пор трезвый, забрал у меня
оставшиеся постановления о приостановлении дел, покивал, пощелкал
язычком и кинул на стол несколько бумаг, скрепленных канцелярской
скрепкой. Кроме добавившегося «Постановления о возбуждении
уголовного дела» в половину машинописного листа, все остальное было
до боли знакомыми. Так это же материалы по ограблению женщины. Той,
что после визита в ресторан осталась с сережкой. С одной. Я же его
Титану оставлял, чтобы тот до ума довел и «отказной» накатал. А
Титанище, стало быть, поленился и передал начальству, а те
переадресовали в следствие.