Наконец,
она решилась, поднялась со скамейки и поплыла прочь от меня, едва
кивнув головой: Прощайте!
Вот и
поговорили. Не видать мне теперь куриной печёнки. И не только её,
пожалуй. Однако, что мы имеем? А имеем мы нечто такое, что реально
тревожит нашу марсианку, ведь не буковок же на бумажке она
испугалась. С другой стороны, а зачем пугать человека таким
дурацким способом? Девяносто девять человек из ста пустят эту
макулатуру на растопку и забудут о ней быстрее, чем она прогорит в
печке. А вот как поведёт себя сотый? А сотый испугается и
предпримет какие-то действия. Может быть на это и рассчитывает наш
пугатель? Если, конечно, это не простое совпадение, и мы не имеем
дело с дурацкой шалостью каких-нибудь анти-тимуровцев.
Наблюдая за
удаляющейся дамой, я вдруг совершенно против воли отметил её
точёную фигурку. Мысленно примерил на неё мини-юбочку и остался
весьма доволен таким экспериментом. А может всё-таки бой-френд?
Такой запоздалый и такой желанный, и что-то у них пошло не так?
Поэтому и не рассказывается вся история целиком?
Я тут же
отогнал от себя такие мысли. Чтобы у этой селёдки — и тайный друг?
Да он же на её косе удавится ещё на первой встрече.
Нет,
решительно сказал я себе, любовную линию мы рассматривать не будем.
И поднялся со скамейки, ещё не подозревая о своих
заблуждениях.
— Подъём!
Команда была сколь жизнерадостной,
столь и неуместной. Мы своё отподнимались ещё тогда, когда отдавали
священный долг Родине. С трудом продрав глаза, я увидел в проёме
настежь распахнутой двери нашего капитана — морехода. На нём был
традиционный для лета прикид: фуражка-капитанка с грязноватым белым
верхом, аляповатая рубаха-распашонка навыпуск, мятые штаны и
сандалеты на босу ногу. А сам персонаж выглядел прямо-таки
точь-в-точь, как будущий певец и шоумен Сергей Крылов. На самом-то
деле было, конечно, наоборот: впервые увидев когда-то в девяностых
оптимистического толстяка с его песенкой «Дева — дева — девочка
моя» по телевизору, я никак не мог отделаться от мысли, что это наш
ленинградский капитан дальнего плавания переквалифицировался в
эстрадные артисты.
— Вольдемар, имейте совесть, — глухо
пробурчал из-под одеяла мой товарищ по учёбе Славка Аникин. — Ещё,
понимаете ли, одна заря сменить другую не спешит, дав ночи ни
хрена.