— Дай.
Голос пустой, обезличенный, чужой.
— Хельга!
— Дай.
Вскочив на постели, Андрей отпрыгнул прежде, чем она коснулась
его.
— Хельга!
Он не мог докричаться. Шатаясь, не открывая глаз, женщина шла на
него, как по запаху. Андрей уворачивался, как от чумной,
отскакивал. А она спотыкалась о кресло, углы мебели, но упрямо
пыталась добраться до гостя. Тянула руки, умоляла замогильным
голосом “отдать”. До чертиков напуганный странным поведением
Хельги, он отступал все дальше и дальше. Она под контролем? Но
почему ведет себя, как зомби из дешевого фильма? Или под
наркотой?
— Хель!
Зажатый в угол, он выкрикнул ей в лицо и ударил под
дых.
Жалобно всхлипнув, Хельга осела на пол.
Всколыхнулась разбуженная пси-масса. Заворочалась внутри барьера
блокатора. Но этого оказалось достаточно. Холодная! Как он сразу не
увидел? Она холодная. Причем уже давно, наверное, еще со времен его
ареста.
— Прости. Ты как?
Андрей наклонился над женщиной, протянул руку, собираясь помочь.
Хельга оттолкнула его. Размазывая слёзы обратной стороной ладони,
поднялась. И ушла, яростно хлопнув дверью.
Снова ложиться он не стал. Пошел на кухню и сварил кофе. До
самого утра курил одну сигарету за другой, вглядывался в темноту за
окном и вздрагивал от мысли снова заснуть. Что если бы он не
услышал, как она пришла? Ничего хорошего, это он точно
знал.
Те, кому убили пси-массу после первого заворота,
“холодные”, всё равно оставались другими. Лишенные всего, они
бессознательно чувствовали пси-массу. Тянулись к “горячим”, как
пьяница к недоступной бутылке, не в силах получить вожделенное,
скатывались в неконтролируемую агрессию. Андрей видел в ЛИМБе
жертвы «холодных»: сходя с ума от близости пси-массы, они чаще
всего выкалывали в приступе гнева психотам глаза. Трое таких
слепцов жили в соседнем бараке. Андрею сегодня повезло.
Утром на прокуренную кухню вышла Хельга. В покрасневших глазах
женщины стоял ужас.
— Прости, Анрюшка. Я не хотела. Веришь?
— Когда это случилось?
Она закашлялась и распахнула окно, выпуская дым. Отставила
табуретку к противоположной стене, боясь приближаться к Андрею.
— Почти сразу, как тебя арестовали. Я испугалась. Что мне было
еще делать? Все разбежались, бросили меня. А там сказали, амнистия
для тех, кто придет сам. У меня мама сердечница, она бы не
пережила, если бы меня в лагерь. Что я должна была делать?
Что?!