Каждый раз я выходил из дуэли
победителем, а мой оппонент нет. В отличие от остальных,
предпочитавших стрелять в живот, чтобы и не промахнуться, и нанести
смертельную и очень мучительную рану, я всегда целился в голову. И
попадал. Знаете, чтобы быть уверенным, что убил наверняка.
Нет, я не верю в чудеса. После
попадания пули весом в двенадцать грамм в живот, шансов выжить,
даже в нашем продвинутом девятнадцатом веке, практически нет, но,
ключевое слово: «практически», а вот после того, как пуля вынесет
тебе мозги, выжить точно невозможно.
А в моём деле я привык гарантировать
успех мероприятия. Знаете, эти вопросы чести, дворяне относятся к
ним так щепетильно, что лучше перебдеть, чем, что-то упустить и,
взяв оплату, потом узнать, что вопрос до конца не решён, ведь
только пролив кровь, а кровь — это смерть, можно восстановить свою
честь.
Так вот, как-то давным-давно,
старуха-цыганка мне нагадала, что от пули я не умру. И так и было,
до сегодняшнего дня. Соврала значит, старая ведьма! Князь Спасский,
вопреки жребию и условиям дуэли, выстрелил в меня первым. Сходу,
почти не целясь, едва мы только начали сближение по параллельным
линиям.
Звук его шагов по снегу до сих пор
стоит у меня в ушах.
Хрум, хрум, хрум.
Выстрел!
За мгновение до выстрела мне
показалось, что за фигурой князя, буквально на мгновение, выросла
призрачная тень. Что-то вроде серой дымки в виде контура
человеческой фигуры, которая и направила его руку.
Бах!
Я этого не ожидал. Не успел
среагировать — повернуться боком, чтобы уменьшить профиль своей
фигуры. Только почувствовал сильный удар в живот, от которого меня
свалило с ног и бросило в снег.
Я лежу почти на спине, опираясь на
левую руку. Краем глаза замечаю, как белый снег подо мной быстро
окрашивается алым цветом.
Александр бросается ко мне, но я
останавливаю его окриком: — Нет! Я могу стрелять!
Князь — хороший друг, такой же
задира, как и я, но секундант из него никудышный. Он даже не
подумал пригласить на дуэль врача. Хотя, какой от него сейчас
толк?
Итак, я полулежу на снегу, опираясь
на левую руку. Пистолет в правой. Кухенройтер с изящной гравировкой
на гранёном стволе, становится всё тяжелее тяжелее с каждой
секундой.
Спасский стоит от меня шагах в
двадцати пяти. Смотрит на меня широко раскрытыми глазами, не
шевелится, и я почти слышу, как часто-часто бьётся его сердце.