Я прицеливаюсь, несмотря на адскую
боль в животе, будто кто-то засунул туда тлеющие угли.
У меня только один выстрел. Одна
попытка. Одна пуля и почти оконченная жизнь. Ненависть придаёт мне
сил. Если я попаду Спасскому в живот, то он может протянуть на день
или два больше, чем я и, тогда, я не узнаю, что он точно подох. А я
этого безумно хочу!
Поэтому, я должен увидеть, знать, что
он пал от моей руки. Сегодня! Здесь! Сейчас! В этот самый
момент!
Пальцы примерзают к деревянной
рукояти пистолета, но я не чувствую холода. Вдох-выдох. Как учили.
Задерживаю дыхание и жму на спусковой крючок. Курок бьёт по капсюлю
с характерным щелчком.
Бах!
Я почти вижу, как пуля вылетает из
ствола пистолета и летит в Спасского, который стоит ко мне, в
пол-оборота, прикрыв рукой с растопыренной пятернёй грудь и прижав
локоть к животу. Хитрый князь! Но я — хитрее!
Падание пули в лоб на морозе звучит
так, словно я ударил кием по бильярдному шару.
Глухо. С лёгким треском. Голова
Спасского резко дёргается назад. В воздухе повисает кровавое
облачко, и князь, грузно, как мешок с дерьмом, валится в снег.
Я хочу заорать: «Попал!», но боль в
животе сильнее меня, и я теряю сознание. Очухиваюсь я только в
санях, под голос Александра и крики извозчика.
Сани несут меня, как на лодке по
волнам. То вверх, то вниз. Хорошо, что Александр подложил под меня
свою шубу, а сверху накрыл моей.
Холода уже нет. Я только чувствую
нестерпимый жар, который заживо пожирает меня изнутри.
Александр мне, что-то говорит, но я
не слышу, что именно. Внезапно моё тело становится безумно лёгким,
как пёрышко. Я отрываюсь от земли. Смотрю на себя сверху-вниз.
Вижу себя — мужчину лет тридцати пяти
с жёстким, даже жестоким лицом, словно высеченным из гранита,
орлиным носом и иссиня-чёрными, как вороново крыло, волосами.
У моего лица мертвенно-бледная кожа,
почти восковая, а на левой щеке длинной белёсой полосой выделяется
шрам, как-то полученный мной на дуэли на шпагах.
Сани с моим телом, Александром и
извозчиком несутся по снежному насту в сторону хмурой громады
Санкт-Петербурга. Извозчик нещадно понукает лошадей. Хлестает их
кнутом по взмыленным бокам. Из ноздрей серой и бурой клубами
вырывается пар.
Неожиданно, Александр кричит: — Стой!
Кому сказал, стой!
Извозчик натягивает поводья и сани
останавливаются. Александр тормошит моё тело, наклоняется над ним,
а я, с высоты примерно метров в тридцать, смотрю на всё это. Мне
становится даже любопытно, что произойдёт дальше. Проходит
несколько секунд и Александр снимает с головы цилиндр. Следом за
ним снимает шапку и извозчик.