— Что?
— я никак не могла уловить смысл.
— Я
знал, что ты в доме. Но тогда решил не мешать.
— Что?!
— Теперь я вскочила на ноги.
— Сядь.
Мы разговариваем, — сухо отрезал он, и я снова рухнула в кресло.
Теперь
у меня голос задрожал еще сильнее:
— Как
это — знали? Целую неделю знали?! И тогда…
— И
тогда, и целую неделю. Когда въезжал, Никита сообщил, что ты зачем-то вернулась
в дом. Я тебя не видел, потом выяснил, что ты вышла только через три часа.
Никита —
это, видимо, тот самый охранник, которого я улыбаться и здороваться научила! И
он так бессердечно меня сдал? Сразу же?! Робокоп хренов!
— Но…
почему в этом случае вы меня не уволили? Неделя прошла! — я не могла
поверить.
— Сразу
было не до тебя, потом не нашлось времени. Сегодня решил с тобой поговорить. Но
ты намерена говорить о чем угодно, но только не о том, что я спрашиваю.
У
меня в голове не укладывалось. То есть в тот самый вечер, когда он с двумя
этими девушками… Он уже тогда понимал, что я где-то в доме?! И вообще никак на
этот факт не отреагировал? Уму непостижимо! И вопрос его — мерзкий
какой-то, с подтекстом. Поняв, что это мой последний рабочий день, я попыталась
успокоиться. В конце концов, всегда знала, что здесь ненадолго — уйду
месяцем раньше, месяцем позже. Именно последняя мысль помогла мне вновь начать
дышать. И говорила я теперь быстро, мечтая просто закрыть тему и отправиться
восвояси:
— Александр
Дмитриевич, кажется, вы неверно меня поняли. Ничего мне не понравилось, ничего
специально не планировалось, и в другой раз я бы точно поступила иначе. Я
испугалась, что уволите, не успела сообразить. Конечно, я должна была сразу
выйти к вам, но в тот момент просто некогда было подумать. Я спряталась, а
убежала, когда смогла.
— Где?
— Что
где?
— Где
спряталась?
— А…
— Он снова сбил меня с толку. — Это имеет значение?
— Конечно.
Мне интересно, как много ты видела.
— Ничего
я не видела!
— И
поэтому сейчас так краснеешь? — мужчина улыбнулся еще шире. — Карина,
хватит делать вид, что я тебя тут избиваю или ору — говори нормально.
Все,
я пришла в окончательный ступор. Очевидно, что сам он никакой неловкости от
ситуации не испытывает. Да и в тот вечер явно не испытывал. А может, даже
извращенное удовольствие получал, представляя, что я вообще все вижу? Но
допрос-то этот к чему — наори и уволь по-человечески. Любой на его месте
уже давно это бы и сделал. Однако Александр Дмитриевич беспощадно добивал: