– Не настолько она больна, чтобы не понимать, что не стоит
третировать моих детей в моём доме, – отчеканила я, надеясь на его
понимание.
– Настя! Ты наверняка всё не так поняла! – Андрей добавил в
голос душевность.
– Андрей... Приезжай и следи за своей мамой или забирай к себе.
На меня не рассчитывай. Не стоит мне объяснять, как нужно понимать
откровенное хамство Ларисы Васильевны, – ответила я брату моего
мужа предельно внятно.
– Настя, Настенька, погоди. Не кипятись, – не успокаивался
он.
– Думаю, что твоей Марте будет проще жить со свекровью, чем мне.
Она же не так хорошо знает русский, зато всё правильно понимает.
Прощай, Андрей! – сказала я и положила трубку.
Эти люди меня обложили! Всего-то мама и брат мужа, а такие
липкие оба, что, кажется, их целый колхоз.
На кухне звякнула посуда. Это мальчишки там хозяйничают. Надо
вставать.
Всё тело болело. С чугунной головой я выползла из комнаты и с
тоской оглядела беспощадную в дневном свете картину
разрухи.
– Мам! Мы тут завтрак смастерили! Праздничный! – Женька выскочил
из кухни и в открытую дверь кухни хлынул запах пережаренной
яичницы.
И кофе!
– Вы молодцы. Меня пока нет. Может, после душа я немного оживу,
– чмокнула я Женьку в щеку, шаркая ногами в сторону ванной и
стараясь не дышать.
Надо что-то делать с запахом кофе. Похоже, теперь навсегда этот
запах будет ассоциироваться у меня с предательством и
пошлостью.
Стоя под льющейся водой, я пыталась собрать себя из ночных
обломков. Сыновья, вон, старались. Юра, умница, отвлёк Женьку от
вчерашних разборок.
Хорошо, что на улице май!
Я села у открытого кухонного окна и залюбовалась сыновьями.
Мальчишки праздновали «День освобождения от барщины».
Пусть.
Прочитать лекцию об уважении к старости и её проявлениям в
болезни я ещё успею.
Как получилось, так и получилось, что уж теперь.
– Раз у нас случился такой грандиозный бардак, то можем устроить
перестановку. Подумайте. Может, стоит как-нибудь подвигать
мебель?
Есть повод провести генеральную чистку! Долой весь ненужный хлам
на свалку истории!
Полдня я собирала по всей квартире Лёшкины вещи в коробки, чтобы
упаковать и отправить его маме в Самару почтой.
Если ушёл, то нечего хранить у себя чужой хлам. У меня здесь не
музей имени Алексея Лунского. Ни к чему мне здесь хранить его
вещи.