А сам
Хабаров лопату в руки брать и не подумал. Вместо этого он кликнул
своего двухвостого питомца? Друга? В общем, позвал кота, и тот,
свернувшись клубком на крышке профессорского «сундука», вдруг исчез
вместе с ним, чтобы уже через секунду возникнуть рядом с Ерофеем.
Без прибора, само собой.
- Он что,
Грацу его уволок? – изумилась Света. Котяра же только фыркнул в
ответ и гордо отвернулся.
- А почему
нет? – пожал плечами Ероша. – Какая ему разница, что и куда
таскать?
-
Мр-ряу!
- О, да,
прости, – улыбнулся Хабаров возмущению кота. – Разумеется, вырезку
таскать куда приятнее.
- Обжора, –
ласково взъерошив шерсть на спине двухвостого, улыбнулась Света, но
тут же встрепенулась. – А измерительные приборы?
- Их
возьмём с собой, – Ерофей кивнул на уже собранные рюкзаки,
сваленные им рядом с потушенным кострищем. – Даже если вдруг кто-то
ими заинтересуется, двухвостый решит проблему.
-Мр-р... –
в голосе потусторонника послышались угрожающе-вибрирующие
нотки.
- Так или
иначе, да, – с усмешкой подтвердил мурлыканье котяры Хабаров и,
приобняв Свету, звонко чмокнул её в кончик носа, после чего,
нацепив свой рюкзак и подхватив чехол с арбалетом, кивнул в сторону
натоптанной ими почти незаметной тропинки, вьющейся вдоль ручья. –
Ну что, вперёд, навстречу приключениям?
- А можно без них? – вздохнула
Света и, приторочив полуоткрытый чехол с арбалетом под руку,
двинулась следом за своим молодым человеком. Что-то ей говорило,
что просьба эта так и останется пустой надеждой. Хабаров жить без
приключений просто не умеет. Доказано!
[1] Суши́на – здесь,
высушенное специальным образом мясо или рыба, используемые местными
жителями в качестве походной еды. Годится в пищу как в естественном
виде, так и в качестве питательной основы для горячего, будь то
уха, каша или похлёбка.
Обеспокоенное послание от Граца, которому я всё же
передал с двухвостым записку о причинах, побудивших нас временно
вернуть будущий маяк в Хольмград, догнало нас лишь через два дня,
когда небольшой струг полусотника, подгоняемый не только течением
реки, но и парусом, успел проделать не меньше сотни вёрст вниз по
Биянке. Принёс его, разумеется, наш бессменный почтальон,
отправленный к Всеславу Мекленовичу с очередной порцией данных,
снятых мною с измерительных приборов во время второй,
непозволительно короткой и, надо признать, довольно нервной
ночёвки. Собственно, короткой она была по распоряжению Стояна
Смеяновича, скомандовавшего высадку на берег лишь когда на реку
опустилась ночь, и приказавшего поднять парус, едва небо на востоке
только-только посветлело, предупреждая о скором рассвете. Торопился
полусотник. Торопился, нервничал и осторожничал, заставляя своих
стрельцов внимательно следить за местностью вокруг. Благо заметно
ускорившееся течение само несло струг в нужную сторону, и воинам
Стояна Смеяновича не приходилось тратить силы на греблю. И дело
здесь было не в доброте к подчинённым, а всё в той же осторожности,
победившей стремление как можно быстрее добраться до дома.
Полусотник явно считал, что в случае внезапного нападения стрельцы
должны встретить врага полными сил, а не вымотанными работой на
вёслах. И опаска его была понятна. Широко раскинувшееся в месте
нашей встречи, всего в десятке вёрст ниже по течению, русло Биянки,
как оказалось, сильно сужалось. Настолько, что при желании, идущий
по самой стремнине струг можно было с лёгкостью забросать стрелами
с любого из её берегов, превратившихся в этакие каменные стены,
возвышающиеся над водой на добрых пятнадцать-двадцать метров. А
кое-где и поболее. Милое дело для засады.