— Что же заставило вас ворваться ко
мне, граф? — с неожиданной грустью осведомилась дама, и шевалье
вновь почувствовал какое-то странное головокружение. — Разве мое
поведение давало вам повод полагать...
— О нет, мадам, — восторженно перебил
даму молодой человек. — Вы так строги... так печальны... так
недосягаемы... — Красавица слегка нахмурилась. — Простите, мадам,
но ваш траур повергает меня в отчаяние!
— Отвергнутая жена все равно что
вдова, — наставительно заметила дама.
— Если бы меня звали Франсуа де
Монморанси, я никогда бы вас не покинул! — пылко воскликнул шевалье
Жорж-Мишель, окончательно теряя голову. Сейчас молодой человек
свято верил, что проник в комнату дамы исключительно для того,
чтобы объясниться ей в любви, и искренне негодовал, думая о ее
бывшем супруге. Если бы нашелся человек, посмевший сказать хотя бы
слово хулы против красавицы, шевалье бы ему не поверил. Более того,
без раздумий вызвал бы на дуэль мужчину, назвал бы низкой
завистницей женщину.
Дама поощрительно улыбнулась:
— И чем вы докажете истинность своих
слов, мой паладин?
— Чем хотите, мадам! Я ваш,
располагайте мной отныне! — Говоря подобные слова, юноша даже не
догадывался, как сильно рискует. Конечно, дама не собиралась
требовать, чтобы шевалье, дабы доказать искренность своих чувств,
прыгал с башни Лувра в Сену или же спускался в ров со львами за ее
перчаткой. Хотя нечто подобное красавице уже приходилось
проделывать.
Дама размышляла, что Жанна де Лоррен
звучит ничуть не хуже, чем Жанна де Монморанси, ибо красавица не
сомневалась, что окрутить мальчишку ей не составит большого труда.
Однако после некоторых раздумий дама сочла за благо оставить
сладостные мечты. У юнца были влиятельные родственники, и красавица
не сомневалась, что они дружно воспротивятся браку с разведенной, а
второй развод вполне мог закончиться для нее монастырем. И все же
мальчишка был так очарователен и дерзок, что дама была не в силах
устоять перед нежданно подвернувшимся приключением.
— Тогда идите ко мне, мой паладин, и
докажите свои слова делом, — живо приказала красотка, и шевалье
Жорж-Мишель, ошалевший от свалившегося на него счастья, поспешил
исполнить желание дамы.
Когда через час прекрасная Жанна
приказала шевалье удалиться, дабы долгим отсутствием не возбуждать
подозрений двора, юный граф готов был безропотно покориться, хотя
более всего на свете мечтал остаться в спальне красавицы до утра.
Не вызвало у него возражений и требование дамы соблюдать строжайшую
тайну, хотя счастье, переполнявшее юношу, было столь велико, что
его так и распирало от желания поведать о нем всему свету. Даже
упорное желание дамы именовать его Роланом, самым нелюбимым из всех
имен шевалье, не вызвало у молодого человека и тени неудовольствия.
Он только лепетал что-то галантное о своей Анжелике, не в силах
припомнить, что же с этой Анжеликой было не так. Наконец, красавица
потребовала, чтобы юноша покаялся в свершенном грехе прелюбодеяния,
и шевалье Жорж-Мишель послушно опустился на колени и даже простоял
на них полчаса, что доказывало, что он по уши влюблен. В конце
концов, напутствуемый бесчисленными наставлениями дамы и
осчастливленный ее обещанием прислать за ним назавтра камеристку,
молодой человек собрался уходить и споткнулся о корзину с едой.