Марьяна вооружилась длинной, тонкой палкой и попыталась дотянуться до пропажи, но куда там! Чуть не упала только, поскользнувшись на мокрых досках. Отбросив ненужную деревяшку и балансируя на одной ноге, она отчаянно замахала руками, чтобы удержать равновесие.
— Эге-ге-ге-е-ей!!! — повторился протяжный крик, проплыв над рекой и, перепугав дремавших уток, растаял за излучиной. Там же в скором времени скрылась и наволочка. К возмущению собак и петухов присоединились и коровы.
Выправив положение, Марьяна развязала и опустила подол платья, после чего побросала в корзину выполощенное бельё и, подхватив её, поспешила на источник звука, стараясь при этом не оступиться на слякоти.
— Эге-ге-ге-е-ей! Есть тут кто живой?! — продолжал вопить неизвестный.
Со всех сторон послышалось хлопанье открываемых дверей, скрип калиток. Люди в Ольховке вставали рано: коров подоить, цыплят накормить, огород прополоть, — работы в деревне было непочатый край. Постепенно жители выползли из своих домов и приусадебных участков на центральную улицу, на которой даже местами сохранился асфальт, как напоминание о выборах губернатора, прошедших лет десять назад. Марьяна видела, как вдалеке деревенские обступили неизвестную машину, и направилась туда, но внезапно ей путь перегородили две пожилые женщины, неспешно идущие в ту же сторону.
— Что за болезный там кричит, не знаешь, Кузьминична? — спросила одна вторую.
— Залётный, — флегматично ответила Кузьминична, затем она заметила семенящую за ними девушку. — Не твой, случайно, а, Марьяша?
— Точно нет, — фыркнула та.
— А вдруг одумался?
— Нет, баба Тома.
Аккуратно обогнув пенсионерок, Марьяна подошла к толпе. Попрыгав за спинами людей, она попыталась их осторожно растолкать. Кто-то расступался, кто-то нет, но, в конце концов, девушка выбралась на середину. В центре, окружённый жителями Ольховки, стоял белый «Мерседес» с незнакомыми номерами. Стекло на задней двери автомобиля, откуда, видимо, и кричали, тут же поднялось, зато открылась передняя дверь, и из салона выбрался хмурый водитель в чёрных джинсах и тонком синем пуловере. Приглядевшись к нему, Марьяна дала бы этому мужчине лет тридцать или тридцать пять. Недовольно кивнув в сторону обступивших их людей, он открыл заднюю дверь. Сначала оттуда показалась чья-то нога в ослепительно-белом ботинке и такого же цвета брюках, затем, придерживаясь руками за дверцу, из машины вышел парень. Пиджак его был плотно застёгнут, зато на рубашке не хватало пары верхних пуговиц. Пригладив пшеничного цвета волосы, молодой человек с интересом осмотрел окружающих. Водитель покачал головой, скрестил руки на груди и закатил глаза к небу.