В этом беда всех подлинных личных дневников. В минуты душевных
бурь тебе точно не до записей. А в обычные дни ― не происходит
ничего необычного.
А ведь именно этот случай подтолкнул Кимитакэ к изучению
магической каллиграфии ― искусства настолько редкого, что одни
исследователи считали его утраченным, а другие ― и вовсе
несуществующим.
В тот вечер ценой своей жизни старый Садатаро показал ―
каллиграфическая магия жива и работает. А значит, её можно
изучить.
(Пусть даже учитель Курода не выдержал бы и одной чашки чая в
обществе старого греховодника Садатаро)
Дальнейшее было делом усердия и смекалки…
***
Сбить Кимитакэ с выбранного пути не смогли ни пропажа учителя,
ни даже смерть сестры полугодом позже.
И она сама не помнила, где и чего она не так выпила.
Он был возле её постели, когда состояние уже было полностью
безнадёжно, ощущал кожей полыхание удушливого жара и судороги
лихорадки, проклинал себя ― но понимал, что сейчас, в переполненной
государственной больнице, он не может сделать ничего. Он не знал
никакого чудодейственного спасительного средства. Конечно, он мог
принести чернил и написать ей на суставах чудесные знаки, которые
облегчили бы её страдания. Но он знал, что медсёстры всё равно их
сотрут, а объяснить им, почему важно их сохранить, он не
сможет.
Как же страшно умирать в государственной больнице, где ты ―
всего лишь временный постоялец, а смерть заберёт тебя неизвестно
когда! И где ты никому не можешь ничего объяснить.
Потому что у них есть инструкции, а ты просто проведать или
умереть заглянул.
…Конечно, если не просто писать, а татуировать нужные знаки, то
стереть их будет непросто ― но делать это слишком долго, да и не
владел он искусством татуировки.
Душа болела, а желудок рвался при виде того, в каком состоянии
оказалась. Если бы для её спасения было достаточно отрубить себе
руку, как сделал это дровосек, который хотел стать учеником
Бодхидхармы ― Кимитакэ согласился бы на это в тот же момент и ни на
миг не усомнился в своём выборе, как не сомневаются в нём герои
войны, когда погибают на смертельно опасном задании.
Но отрубание руки никак не могло помочь сестре. Не было вообще
никакого способа ей помочь. И от этого положение сестры было
особенно мучительным.
Она была вторым, после деда, по-настоящему близким членом семьи.
Остальные словно играли роли, по примеру бабушкиных служанок.