- Тогда он умрет.
- У вас найдется повозка, чтобы мы могли его доставить к
лекарю?
- Да, конечно. Мой муж может вас отвезти.
- У вас есть нож? Нам надо срочно подстричься перед тем, как
ехать.
***
Я побрился налысо и сбрил все волосы с головы Аруса. Так у нас
появлялся хоть какой-то шанс на то, что нас не поймают и не
казнят.
Хозяин дома – седой чернокожий мужчина с крупными чертами лица –
уже запряг повозку и ждал только меня. Я же задержался, чтобы
попрощаться с Лери и Асшарой.
- Я так и не спросил, хотя все время хотел, - грузно начал я. –
Почему Озао и Сая не пришли за мной?
- Мы не хотели тебе говорить раньше, чем окажемся в
безопасности, - заговорила Асшара, но ее перебил Лери.
- Озао умер, его ранили в живот. А Саю я не пустил, хотя она
рвалась в бой.
- Асшару же ты взял?
- Она холодна головой, а Сая – нет. Она любит тебя, это могло бы
нам помешать в самый неподходящий момент.
Я понимающе покачал головой, сжал губы и посмотрел себе под
ноги. Мне было больно и тяжело осознавать, что новоприобретенных
братьев и сестер могу больше не увидеть.
- Берегите себя, - это все, что я нашелся им сказать.
- И ты себя. Мы будем ждать тебя в Монарде на корабле «Синяя
Дева».
Мы обнялись, и я вышел. Сев в повозку, я машинально коснулся
руки Аруса, нащупывая его пульс. Он был слабый. Надо было
спешить.
Мааш Каашти обедал на балконе дворца, наблюдая с высоты третьего
этажа как город Сайлендберг утопает в лучах солнца. Белый город,
как его еще называли, за мрамор, из которого он был выстроен,
казалось, слегка светился. А парки и усаженные вдоль улиц деревья
отдавали особой зеленой свежестью.
- Прекрасный день, не правда ли? – произнес Мааш, не
оборачиваясь.
- Как вы догадались, что я вошел? - удивился ошарашенный слуга.
Невысокий, плюгавый старичок в сером балахоне.
- Ты не настолько бесшумно передвигаешься, как тебе кажется.
- Вашего расположения требует герцог Керцийский – Захе
Умаси.
Отпив из чашки чай, Мааш неохотно произнес:
- Пускай войдет, не пылиться же ему у входа.
- Какого Ленгли! – чертыхаясь, влетел в комнату, оттолкнув
слугу, статный чернокожий мужчина с белесыми глазами, горевшими от
злости. Герцогу едва стукнуло тридцать, но все твердили, что он еще
не прошел пылкость молодых жеребцов. Вот и сейчас своим
выступлением, он подтверждал домыслы людей. - Да кто вы такой,
чтобы меня, - герцог поднял палец вверх, подчеркивая свою
значимость, - держать в коридорах!