Сука, светит как небольшое солнце!
А за пультом впереди сидели машинисты, и в одном из них я узнал
молодого Яна Клавдиевича. Он ругался себе под нос и не отлипал от
темного туннеля, который тянулся впереди, освещенный мощным лучом
света.
– Еще чуть-чуть, ваше благородие, – бросил через плечо второй
машинист. – Совсем скоро “Выхино”, а там нас уже сам черт не
догонит!
– Зато меня догонит, – хмыкнул умирающий и застонал.
Я прошел в глубину кабины и увидел Павла Петровича. Он сидел на
лавке и внимательно смотрел на двух друзей.
Можно было воспользоваться моментом и заколоть отвлекшегося
ректора, но я посчитал такое поведение ниже своего достоинства.
– А это воспоминание у вас откуда? – спросил я, присаживаясь
напротив. Вроде как ни девочки (или уже старушки?), ни молодой
версии Павла Петровича рядом не было.
– Когда они прибыли в ГАРМ, им устроили выволочку, – покачал
головой ректор. – А меня заставили просмотреть все их воспоминания,
чтобы понять, а не “купили” ли их в обмен на эту “Сферу”, как двух
нексопоклонников. Нет, все оказалось чисто – оба просто два
малолетних балбеса, которые возжелали силы, и им крупно повезло
остаться в живых. Да еще и звезду вывезти.
Он хмыкнул.
– Да, я до сих пор не верю, что им так повезло. Пусть и
пересматривал их воспоминания неоднократно. Право, энергию этих
двоих, да в иное русло…
Мы замолчали, и еще где-то пять минут сидели и смотрели, как
отец и его будущий верный слуга пытаются развеселить друг друга,
рассказывая пошлые анекдоты.
Кстати, а Зубр-то по молодости был просто красавцем. И волосы до
плеч. Мой отец на его фоне даже терялся, хотя и от него, наверное,
девушки были просто без ума.
– И что, меня вы можете тоже так “просмотреть”? – спросил я.
– Да. Однако, хоть я и псионик, но страшно не люблю этим
заниматься, – ответил ректор. – Это все равно, что копаться в
грязном белье. Знаете ли, удовольствия мало, да и потом сам
несколько суток ходишь как призрак. Не можешь отличить реальность
от фантазии, а уж какая каша в голове у “подопытного” и сказать
страшно. Да и занимает подобная процедура довольно много времени.
Пустить к себе в голову я могу, а вот лезть в чужую, и еще
неподготовленную, – нет уж, увольте. Сделал я это тогда, лишь
потому что мне приказали, и не более. Михаил Александрович, я
думаю, так и не простил меня.