— Как обычно. Не нужно давать князю повод нервничать, — я
вздохнул.
Как же мне хотелось их всех, вот прямо сейчас к ногтю, но,
нельзя. Это должно быть показательно, и настолько грязно, насколько
только можно. И нет, я всё ещё сантиментами не страдаю и ничью
честь обелять не собираюсь. Ну, кроме своей, разве что. И семьи,
если они в себя придут и перестанут мне мешать. Чтобы никакие
декабристы даже не пытались вякать, чтобы их тоже в продаже родины
не обвинили.
— Я понимаю, ваше величество, — сказал Кутузов.
— Граф Пален Пётр Алексеевич, — заявил Зимин.
— Пусть заходит. — Я махнул рукой и увидел, что в единственном
глазу Кутузова промелькнул вопрос. — Оставайтесь здесь, Михаил
Илларионович. — Приказал я.
Перевернув характеристику, я поставил на неё чашку с так и
недопитым кофе. Я специально так назначил эти встречи. Несмотря на
то что они вместе участвовали в заговоре, Пален с Зубовым были на
ножах. Мне об этом сообщил Макаров, а Краснов, дежуривший вчера
неподалёку от меня, доложил, что князь шибко рвался к Марии
Фёдоровне. Чтобы поддержать в горе, не иначе.
Пален вошёл, раздражённо одёргивая мундир.
— Почему у меня отобрали оружие, ваше величество? — спросил он,
глядя на меня с вызовом.
— Таковы новые правила. Вон, Михаил Илларионович не возражал,
когда его попросили отдать шпагу. — Ответил я, разглядывая этого...
этого... У меня слов для него не находилось.
— Что происходит, ваше величество? — Пален прищурился.
— Вы знаете, Пётр Алексеевич, чтобы скушать яичницу, нужно
обязательно поджарить яйца, — жёстко ответил я ему. Наши взгляды
встретились, и он слегка побледнел.
Мне уже доложили, что ты там про омлет и разбитые яйца вещал,
сволочь. Хотя накануне уверял Сашку, что всё делается во благо, и
отец его останется жив, и проживёт остаток жизни здесь, в
Михайловском замке, который он так любил. А Макаров хорош. Он,
похоже, уже выцепил парочку заговорщиков попроще, запугал их, и
теперь вовсю тянет из них информацию.
— Похоже, в то время как я не мог добиться аудиенции, мои
недоброжелатели успели настроить ваше величество против меня, —
медленно произнёс Пален. — А я-то уже собрал офицеров, чтобы они
принесли вам присягу...
— Бросьте, Пётр Алексеевич, — я положил на стол бумагу и
поставил чернильницу. Небрежно бросил перо и указал ему на стул. —
Это почти не имеет значения. Уж нам ли с вами не знать, сколько
стоят подобные присяги. Пишите.