— Ваше величество, — подойдя к ней, подал ей руку. — Прошу вас,
пройдёмте в карету, а то переживания могут отрицательно отразиться
на вашем здоровье. — Может быть, она и половины не поняла из того,
что я сказал, потому что я продолжал упорно говорить исключительно
на русском, но игнорировать поданную руку не смогла.
Натянуто улыбнувшись, она положила пальчики на мой кулак, и мы
пошли прямиком к ожидающей вдовствующую императрицу карете.
— Вы ведёте себя вызывающе, Александр, — процедила Мария
Фёдоровна, подходя к карете.
— Да и что? — наши взгляды встретились. Интересно, были ли у неё
тёплые отношения с сыном? Похоже, что нет. Она его родила и считала
на этом родительский долг выполненным.
Я нашёл время и прочитал дневник Александра полностью, так что
первоначальной информацией более-менее владел. Воспитывала Сашку
бабка, Екатерина Великая. Ну, как воспитывала, появлялась в детской
чуть чаще, чем мать. Собственно, при таком отношении не
удивительно, что внутри семьи процветали различные заговоры.
А вообще, Сашка был довольно скрытным малым. Создавалось
ощущение, что, несмотря на восторженный либерализм, о чём он на
самом деле думал и о чём мечтал, не знал никто. Да что уж там
говорить, если Саша даже дневнику не доверил, что решился на
заговор, потому что Пален что-то ему втирал про обязательный арест
и отправку на урановые рудники. Ну, или что-то подобное. Правда это
было или нет, вот прямо сейчас значения уже не имело.
— Я вас не узнаю, Александр, — сказала вдовствующая императрица,
усаживаясь в карету. Всё это время я держал её за руку, помогая и
контролируя пространство. Ведь стоило бы мне отвернуться, как здесь
точно кто-нибудь бы очутился, помогая Марии Фёдоровне со всем
возможным почтением.
— Чтобы узнавать человека, нужно его знать, — скучным голосом
произнёс я. — А вы меня не знаете, вообще.
— Что вы такое говорите? — императрица нахмурилась. — Как я могу
не знать собственного сына?
— Правда? — протянул я. — И какой мой любимый цвет?
— Красный? — неуверенно произнесла она.
— Нет, матушка. Красный — это любимый цвет моего отца. А я его
терпеть не могу. Так что не нужно утверждать, что вы меня знаете, и
вот именно сейчас не узнаёте. Если вы имеете в виду, что я стал
вести себя немного по-другому, так я могу сейчас это делать. Ларчик
очень просто открывается, не так ли? — И я захлопнул дверь кареты.
— Сейчас в Зимний на поминальный обед, а затем в Михайловский. Её
величество предпочитает горевать в одиночестве с малым окружением
фрейлин. — Громко проговорил я. — Фрейлин я назначу сам сегодня,
чтобы её величество не скучала. — Последнюю фразу я проговорил так
тихо, что сам с трудом расслышал.