— Я хочу, чтобы вы, товарищ Менжинский, не просто наблюдали за
ними, а постарались бы внести раскол в их ряды. Поэтому делайте
так, чтобы они между собой грызлись, словно собаки за вкусную
косточку. Только определитесь сначала, кому из них такую косточку
следует подкинуть, кому можно посулить некие блага за
сотрудничество. Можете применять все эти ваши чекистские штучки с
подслушиванием и с засылкой к ним провокаторов. Единство
оппозиционеров для нас сейчас совсем нежелательно. Пусть они все
время между собой грызутся. Не давайте им объединить усилия против
нас. Даже в изоляции они остаются опасными. Надеюсь, что вы меня
понимаете?
— Понимаю, товарищ Сталин, — сказал я, снова кивнув.
А генсек улыбнулся, проговорив:
— Тогда у меня есть предложение операцию по разобщению
оппозиционеров так и назвать: «Косточка».
От Сталина в свою кремлевскую квартиру я вернулся уже ближе к
полуночи. Напоследок генсек снова попросил меня полечить с помощью
биоэнергетического массажа его больную левую руку. А потом,
повеселев от облегчения после очередного лечебного сеанса, огорошил
новостью, что принято решение, учитывая последние решительные
действия руководителя чекистов по борьбе с оппозицией и его личное
мужество, проявленное во время ликвидации преступной организации
Генриха Ягоды, включить Менжинского в высший руководящий состав
СССР. И на ближайшем внеочередном пленуме Председатель ОГПУ уже
будет избран кандидатом в члены Политбюро.
Эта неожиданная новость меня больше удивила, чем порадовала. Я
не был слишком самоуверен, отчетливо понимая, что даже с помощью
личности самого Вячеслава, все еще недостаточно разобрался даже с
текущими делами своей новой службы, не до конца пока понял все
политические расклады, не совсем вошел в курс всего того, чем
занималось ОГПУ в этом историческом моменте великого перелома от
НЭПа к коллективизации и индустриализации первой пятилетки, а тут
предстоит еще и лавировать между главными советскими бонзами! Как
будто мне не хватает общения с самим Иосифом Виссарионовичем, с
человеком достаточно сложным и мало предсказуемым! Конечно, я уже
настроился на борьбу чекистов и партаппаратчиков, но я пока
все-таки не совсем был готов решать еще и задачи руководства
страной. Впрочем, меня никто об этом и не спрашивал. Так, похоже,
решил сам Сталин. Возможно просто по той причине, что я,
единственный из всех его приближенных, обладал полезным свойством
лечить больную руку генсека. Вот он, наверное, и хотел приблизить
меня к себе еще больше в качестве своего придворного целителя.