Приблизившись, она аккуратно протерла ладонью
стекло и прильнула к нему, жадно всматриваясь. А там…
Не
было никакой весны. Снег укрывал Обитель Сна под самую крышу, от
жилых домов оставались только дымоходы, да верх часовни, украшенной
деревянным месяцем.
На
улице царствовала зима.
***
—
Нет, нет, нет, — с чердака она буквально скатилась, — только не
это.
Перепрыгивая через три ступени, слетела в
подвал, где все так же мирно сияли миар-таны. Все, кроме
одного.
Ее
цветок был тусклее остальных, белоснежные лепестки стали
скручиваться по краям и приобретать кремовый оттенок. Так обычно
бывало весной, когда жители долины просыпались, и прошлогодние
цветы начинали увядать.
—
Ну, нет же!!! — Ким подскочила к миар-тану и аккуратно отогнула
край плаща, укрывающий корни, — о, черт…
Корни сохли. Вместо тугих, узловатых ветвей
из пола поднимались поблекшие, ссохшиеся прутья.
Может, она забыла перед сном хорошенько
пролить землю? Вроде нет. Послушницы обходили каждый цветок,
убеждаясь в том, что все в порядке.
—
Потерпи, милый. Сейчас я тебя напою.
В
обители не было ни воды, ни еды, поэтому Ким пришлось снова
подниматься на первый этаж и открывать дверь, разбивать снежную
коросту и горстями носить снег в подземелье. Он нехотя таял,
просачиваясь в землю, но корни не оживали.
—
Просто надо чуть больше времени! — девушка убеждала сама себя и
продолжала носить снег своему цветку.
Наконец, земляной пол под ним промочился и
стал похожим на бурую грязь. Теперь оставалось только ждать. Ким
обессиленно опустилась на лавку, ни на секунду не отрывая взгляда
от своего миар-тана:
—
Давай же! Проснись!
Только сейчас она поняла, что замерзла. В
обители было холодно, и все это время она бегала вверх-вниз по
лестнице в тонкой батистовой рубашке, не накинув на себя даже серый
плащ. Пальцы покраснели и дрожали, губы тряслись от холода, а кожа
покрылась мурашками.
Она с завистью смотрела на остальных, которые
безмятежно спали, согретые теплом цветов. Их сон был тих и спокоен,
на щеках играл здоровый свежий румянец, в уголках губ скрывались
улыбки.
И
от этого становилось жутко.
Одна в Обители, в долине, среди снега и
холода. И сколько это будет продолжаться — неизвестно.
Ким не могла больше вынести неизвестности и
отправилась к цветку, в котором спала старая йена. На ее груди
покоился серебряный брегет, отсчитывающий дни до
пробуждения.