Последней каплей стала чулочная штопка. На рабочем месте гимназистки Анны Ивановой оказались разорванные нитки и изрезанные на мелкие кусочки чулки, а сама ученица не появлялась в гимназии три дня. Это вопиющее нарушение гимназических правил потребовало немедленного прибытия для переговоров с директором всех членов семьи. Аня ехать в гимназию отказалась и демонстративно отправилась на прогулку, прихватив с собой крайне удивлённую горничную.
События в гимназии и необходимость разговора с директором произвели на Петра Алексеевича крайне гнетущее впечатление. Да и весь весенний день не задался с утра.
До завтрака, мучаясь непонятными болями в желудке, он попытался поговорить с Аней напрямик, по-простому, но наткнулся на ледяную, неприятно удивившую его «стену».
– Papa, оставьте её, – тихонько прошелестела ему на ухо Лиззи, подхватив его под руку и сопровождая в столовую.
Пётр Алексеевич несколько раз недоумённо оглянулся на запертую дверь комнаты, перед которой он проторчал почти двадцать минут. Средняя дочь даже не впустила его к себе! Как такое могло получиться? Завтракали они вдвоём, Ане отнесли поднос в комнату.
Удручённый отец, привыкший к тому, что он может разрешить любую детскую проблему, оказался не готов к жизни с подросшими дочерьми.
– Лиза, – пытался выспросить он старшую всю дорогу, пока экипаж вёз их от дома к гимназии, – но ты же себя так не вела!
– Дорогой мой папочка, – снисходительно улыбнулась Елизавета, – я в этом возрасте была провинциальной девочкой, а Аня – давно уже столичная барышня, нервная и впечатлительная.
В кабинете директора гимназии, строгой полноватой дамы с высокой причёской, плотно затянутой в серое, Пётр Алексеевич совсем сник.
Сидя в чуть тесноватом для него кресле, монотонно кивал, уставившись в одну точку. Он совсем изнемог от длинной, хорошо подготовленной речи. Через несколько минут, после фразы «...подрывание устоев...», задумался о политике и совсем потерял, так сказать, нить директорского монолога...
...В гимназию в нанятой пролётке ехали почти час. После жутких январских событий на городских улицах, даже центральных, чувствовалось напряжение. Горожане передвигались преимущественно в экипажах, и их было слишком много, движение стопорилось. На тротуарах можно было увидеть только простолюдинок с корзинками да дворников в широких тулупах, закрывающих собой проходы во дворы. На каждом перекрёстке дежурили несколько полицейских.