Резко махнув рукой, такой же обнаженной
по самые плечи, грязнуля развернулась и ушла. Однако вскоре опять вернулась
из-за небольшого шатра, около которого они сидели, чтобы склониться над
Агилямом с очередными плошками, полностью игнорируя его, Рикардо. Будто его
здесь совершенно нет.
После нескольких попыток напоить
бессознательного чигиданца, она обтерла ему лицо мокрой тряпкой, оставила всю
посуду возле них, опять наговорила что-то отрывистыми грубыми фразами,
старательно изображая что-то жестами. Рикардо кивнул, но сразу пожалел об этом
– голова отозвалась резкой болью. Хотя чего непонятного: она требует, чтобы он
присмотрел и поухаживал за товарищем. Хотя лучше бы сама почаще подходила, он
бы не был против.
Однако девушка подскочила, опять дразня
голыми коленками прямо перед его носом, и ушла. Больше он ее в тот вечер не
видел. А жаль.
Ночь прошла ужасно: в ступнях
пульсировала тянущая боль, в голове острая боль била периодически молотком.
Плошка с жидкой грязью, которую девка принесла для него и которую он хоть и
отставил в сторону, насколько далеко дотянулся, все равно воняла. А когда после
быстрого заката солнца в стороне за высокими чужими шатрами стал разрастаться
шум праздника, рычащие вопли многочисленных голинов, Рикардо с замиранием
сердца стал ждать, когда придут за ним. Чтобы теперь его поставить к пыточному
столбу.
Но за всю ночь так и не пришли. Изредка
он проваливался в тяжелый муторный сон, который приносил только новую порцию
головной боли, или маялся из-за противного ожидания, периодически отвлекаясь на
обтирание горячего лба чигиданца Агиляма и попытки напоить его оставленным
отваром.
Ранним утром Рикардо проснулся,
поеживаясь от зябкой прохлады. И от дразнящего запаха жареного мяса, холодные
кусочки которого лежали рядом с ними на чуть привядшем большом листе какого-то
лопуха.
Ну надо же! Он пережил очередную ночь у
дикарей, да еще и нормальную еду получил, впервые за несколько последних дней.
Те обветренные полутухлые кости и грязные корешки, которые бросали пленникам в
яму у предыдущего племени дикарей, он считал не едой, а издевкой.
Может, милостливая Пресветлая все же
решила обратить свой взор в их сторону? Вернее, в его, ведь в Чигидане чтут
каких-то других богов. Может, ему все же повезет, и эти дикари решат продать
его на невольничьем рынке в ближайших человеческих землях или потребуют выкуп?
Хотя как он им здесь, посреди бескрайних полей, выкуп пообещает? Его родня
слишком далеко, кто им передаст весточку?