— его
слова. А также то, о чем он не говорит. Когда читатели и критики
попрекают Антона в пренебрежительном отношении к местным жителям,
будете уверены, у дона Кондора все это тоже есть, в том числе и
благодаря его роли.
Ему некогда разъезжать верхом и с
кем-то драться — понять можно. Поэтому оба раза, когда мы видим
его, он появляется на вертолете.
Опасения, меры предосторожности,
чтобы скрыть полет?
Ни малейших! "Легендой больше,
легендой меньше".
Он давно вошел в роль, он не помнит
женщину на фотографии, хотя, наверное, брал с собой самое дорогое.
Он стал догматиком — Антон не так уж и неправ в этой
характеристике, но догматизм — это защитная реакция психики, так
что дон Кондор спокоен и невозмутим. Правда, как Александр
Васильевич он спотыкается и мнется, давно разучившись говорить по
человечески, когда решает предупредить Антона, как опасно держать в
руках дона Рэбу.
А перед этим срывается:
— Тебе надо было убрать дона Рэбу, — сказал вдруг дон
Кондор.
— То есть как это "убрать"?
На лице дона Кондора вспыхнули красные пятна.
— Физически! — резко сказал он.
Румата сел.
— То есть убить?
— Да. Да! Да!!! Убить! Похитить! Сместить! Заточить! Надо было
действовать. Не советоваться с двумя дураками, которые ни черта не
понимали в том, что происходит.
Удивительно, но эту сцену тоже
иногда воспринимают, как начальственный приказ, хотя на самом деле
это классический нервный срыв. И заметьте, как меняется настроение
Александра Васильевича. Сначала взлет эмоций: "Да. Да! Да!!!", а
потом по нисходящей: "Убить! Похитить! Сместить! Заточит!"
Поистерил и полегчало.
Да еще и отмахнулся от
запаниковавшего Пашки: "Успокойся, пожалуйста, — сказал дон Кондор.
— Ничего не случится. И хватит пока об этом".
И при этих словах возникает вопрос,
а когда-то не совершал ли дон Кондор нечто противоречащее теории
бескровного воздействия, а? Кажется, у Пашки возникла та же
мысль:
Смотри, Антон. Ох, смотри!... О дядя Саше я не говорю,
он здесь давно, не нам его переучивать. А вот ты...
В переводе на нормальный
человеческий язык это означает: "Дядю Сашу спасать поздно, но ты-то
еще не пропал".
Стругацкие не рассказывают нам о
прошлом Александра Васильевича, но, возможно, это более печальная
история, чем история Антона/Руматы.
В том числе и потому, что он многого
достиг — этого не получится с чистыми руками.