— Нешто
грибов отродясь не ел?
Я на
десяток секунд завис, глядя на её улыбку. Мотнул головой
утвердительно, потом отрицательно. Задумался. Снова мотнул. Теперь
совсем уж в неопределённом направлении. Сунул в рот лепёшку,
вымоченную в грибной подливке, набил рот и уточнил:
— Ел,
конефно. Но такую фкуфную — никофда.
Чем
вызвал хохот, аж с похрюкиванием. Агри, похлопывая себя по бокам,
заливалась с минуту. Потом погрустнела.Хотьне так сильно, как на протяжении пути
сюда.
— Ну,
поглядим, съедобны ли наши грибы для пришлого издалече.
— Эй! Об
этом раньше надо было!
— Да не
боись! Отпою тебя травками ежели што! — и снова в смех.
Вот же!
Отпоёт она меня. Сама хоть поняла, как это прозвучало? Яотправилв рот очередную ложку похлёбки с куском
лепёшки и принялся агрессивно жевать.
Когда
начало темнеть, мы устроились под невысоким, но раскидистым дубом,
сложив очаг из камней. По некоторым приметам стало понятно, что
река немного не в той стороне, как указала Горислава, и на
следующий день придётся чуть изменить направление.
Что-то
тихо бормоча, Агриппина рассыпалавокруг нас порошок из перетёртых трав, пояснив, что
он отпугнёт лесных хищников. Мне даже не захотелось уточнять, каких
именно. Поёжившись, я расстелил мешковину поверх ковра из упавших
листьев, и мы улеглись на таком
вот походном спальнике. Ночь выдалась прохладной, несмотря на
костёр. Хотябез него было бы
неуютнее.
Несмотря
на холод, меня сморило быстро. Снились сумбурные сны, содержание
которых быстро забылось, когда проснулся. Рассвет еле занимался,
подсветив тёмно-синее, усыпанное звёздами небо розовато-сиреневым
сполохом. Обнаружив, что сплю с травницей в
обнимку, тесно прижавшись к ней,
я сначала дёрнулся, чтобы отодвинуться.Потом,мысленно треснув себя по лбу, остался лежать так.
Вдохнул запах её распущенных волос, поправил второй кусок
мешковины, служившей нам покрывалом, и уснул снова.
— Ав!
Ав!Г-р-р-р-а-а-ав!
Что за
душераздирающий визгливый лай?! Это уже не сон? Так тяжело продрать
глаза и переместиться из уютной темноты в прохладное из-за лесной
тени утро…
— Глашка,
да утихни! Разбудишь их, окаянная! Левашей да курников не
раздобудем!
Громкий
шёпот, шлепок, тонкий скулёж.
Агриппина
рядом заворочалась и простонала:
— Нет у
нас никаких левашей, идите лесом, гости незваные!