Он посмотрел на пляшущие в камине
язычки пламени через бокал, отчего его содержимое вспыхнуло,
подобно колдовскому рубину из неведомых стран.
-Представьте, какой удар это был для
моей романтической натуры! Я даже пытался искать утешения в вине,
предпочитая всем прочим марками именно портвейн – тот, прежний,
который выделывали в долине Дору, добавляя бренди к сухому красному
вину. Это потом, они придумывали прерывать брожение виноградного
сусла ради сохранения в нём остаточного сахара...
- Ну, я не такой тонкий знаток вин,
как вы, мсье. – покладисто заметил Греве. Однако портвейн, на мой
вкус очень неплох, особенно, если употреблять его по методу
Портоса.
- Это что за метод такой? – удивился
литератор. – никогда не слышал, хотя и неплохо знаком с этим
романом мсье Дюма…
- Ну как же? Неужели вы не помните,
как он обмакивал в сладкий херес песочное печенье и удивлялся,
сколько оно впитывает вина? Попробуйте, не пожалеете…
Барон покопался в ящиках стола,
извлёк жестяную коробку и поставил перед гостем. Надпись на боку
коробки гласило: «Французское печенье к чаю. «А. Сиу и Ко».
- Один из лучших столичных
кондитеров! - похвастал он. - Да вы попробуйте, не стесняйтесь…
Гость не без некоторой опаски
последовал совету владельца кабинета.
- Действительно, ощущение любопытное…
так о чём это я говорил?
- О ваших молодых годах, проведённых
в Нанте. – напомнил Греве, выуживая из коробки новую печенину и
опуская её в бокал.
О, да! – оживился гость. – Прошу
прощения, если чересчур утомил вас своими воспоминаниями – но,
право же, это было чудесная пора! Время фонарей-рефлекторов,
штрипок, национальной гвардии, сигар и огнива, заменявшего спички.
Фосфорные спички появились уже при мне, как и пристегивающиеся
воротнички, манжеты, почтовая бумага, почтовые марки, брюки с
широкими штанинами, складывающиеся цилиндры, метрическая система,
пароходики на Луаре - их называли "невзрывающимися", потому что они
взлетали в воздух немного реже, чем другие им подобные…
Литератор сделал глоток и мечтательно
поднял глаза к потолку – вернее, к укреплённой под самым потолком
широкой полке, уставленной глобусами, амиилярными сферами и
большими, таринной работы, бронзовыми секстанами.
- …Омнибусы, железная дорога,
трамваи, газ, электричество, телеграф, телефон, фонограф… -
продолжал он, не забывая в паузах между фразами отхлёбывать из
бокала. - Можно сказать, я принадлежу к поколению, жившему между
двумя гениями — Стефенсоном и Эдисоном! И продолжаю жить среди
удивительных открытий, совершаемых прежде всего в Америке:
необыкновенные гостиницы, машины для выпечки тартинок, движущиеся
тротуары, газеты из слоеного теста, пропитанного шоколадными
чернилами, — пожалуйста, читайте, потом можете съесть… [1]