Завтрак, например, с восьми до девяти, в восемь сорок пять дверь
закроют. Открыть из коридора можно, а из палаты – нет, и голодай до
обеда!
Ловко выскользнула, тихонько прикрыв дверь, но вернулась быстро,
минут через пятнадцать, ласково поглаживая животик.
– Дамы, – сообщила Сонька, завалившись на свою постель, –
последние новости! Наша Марфочка покинула земную юдоль не одна.
Ясновидящая по соседству ушла в мир иной с ней одновременно! Более
того, погибла Надя-дурочка, ее прибила соседка по камере. Какой
улов, дамы, в морге три трупа в одну ночь! Надежда Константиновна,
как вы думаете, чьи это происки?
– Я Татьяна Константиновна, – внезапно поправила ее Крупская,
спустила ноги, осторожно поднялась, держась за спинку кровати.
Наклонилась, вытащила тапки, обулась, даже притопнула ногой.
– Ваше императорское величество, что это с ней? – обратилась
Сонька к Екатерине, не сводя глаз с Крупской.
– Не императорское. Анна Михайловна я, – величество тоже
поднялась и поправила свой халат, – вы к начальству… Татьяна?
– Да, дома дел много. Что-то я загостилась.
– И я с вами, завотделением точно на месте, – добавила бывшее
величество.
– Ноги не болят, согнуться могу, сердце работает. Кое-что
вспомнила, – отстраненно сообщила бывшая Крупская.
– Голова не кружится, не морозит. По-моему, у меня есть дочь.
Выходим, – отчиталась и соседка.
Сонька обалдела и сначала молча осмотрела обеих.
Ишь, деловые какие!
– Дамы, вы хорошо подумали? – вкрадчиво спросила она.
– А вы, Софья? Стоит ли тут сидеть, жизнь-то пролетает!
Дамы ответ не получили и ушли.
Сонька хмыкнула. Выйти хоть успели. В столовую, значит,
попадут.
Странная ночь.
Дамы, кажется, ни с того, ни с сего, пришли в себя.
А стоит ли тут сидеть… еще как стоит. Почему-то гораздо лучше,
чем в настоящей камере. Выбора не было – или туда, или сюда.
Ваше благородие, госпожа разлука,
Мне с тобою холодно, вот какая штука…
А сегодня обратила внимание – по какой-то идиотской причине
исчезли татуировки с обеих рук! Сами исчезли, а кто поверит-то?
Но самое странное – дыры в зубах тоже пропали, как и не
было!
Холодно и мокро. Клеенка без простыни. Значит, опять
описалась.
Надо мной нависло большое лицо. Злое. Мужское. Страшное.
И чужие руки протянулись к моей голове. Коснулись висков – и
такая боль пронзила, что я взвизгнула и заскулила. Руки подождали и
погладили меня по щеке. Я скосила глаза – а руки-то женские.
Маленькие. И ноготочки светятся.