— А ну, кыш! — торговец опомнился и
толкнул цыганку. Но было уже поздно. Ида успела обчистить карманы
его фартука, пользуясь отвлечением внимания. — Кыш, я сказал.
— Ладно, не злись. — Приобняв
родственницу за плечи, Аза сделала вид, будто уводит её от
прилавка. А заодно как бы невзначай бросила: — Вот только несчастье
тебя ждёт и очень скоро. Вначале утрата, а затем вновь пополнение.
Но ты не горюй, ежели совет понадобится какой, приходи на окраину в
питейную и спроси Зазу у любого кёльнера, я тебя сама найду.
— Иди давай! — лавочник махнул
веером, прогоняя прочь странное оцепенение, вызванное страхом перед
предсказанием, которое возьми и сбудься! И что ему делать тогда,
искать эту Зазу, сломя голову? Ещё чего! Да они сняли табор и
уехали на следующий день, как обчистят очередной рынок.
Опомнившись, торговец пощупал
карманы и с ужасом обнаружил пустоту. Ни фунта, ни шиллинга, ни
пенса!
— Эй! — крикнул он неизвестно кому.
А цыганок уже и след простыл. Юркнули в ближайшую подворотню и
побежали отчитываться барону поскорее, чтобы получить от него свою
положенную долю. Сегодняшний день был, на удивление, насыщен для
этих двоих. В отрытом для посещений доме, где во внутреннем дворике
на табуретах стоял гроб, удалось вкусно покушать и для виду немного
поплакать, изображая скорбь по усопшей. Никто из родственников так
и не осмелился прогнать цыганок, боясь навлечь на себя страшные
проклятья. Поэтому карманы Азу, намеренно называющей себя не иначе
как Зазу, и Иды вместе с ней были полны разными печёными яствами,
поминальными булочками с яйцом и луком, маленькими кошельками с
мелочёвкой и вот теперь к этому улову добавились два кошеля, один
для размена, другой — монеты крупного достоинства.
Обе цыганки были довольны собой,
шли, смеялись, и не подозревая, что за ними от рынка увязался некто
третий в их компании, скрывающий собственное лицо капюшоном по
самые ноздри. День обещал быть щедрым на события, но не все жители
города и его окрестностей смогут узнать об этом наверняка.
Ветер разносил душистый аромат
травы, овевал моё лицо, высунутое в приоткрытое окошко кареты.
Скорость движения была такая, что пешком добраться быстрее, поэтому
ни о каких сильных сквозняках речи и не шло, но нянька
Максимилиана, приставленная к нему будто надзирательница, кривилась
и смотрела осуждающе.