«Надо будет сказать Валентину
Сергеевичу, что мне потребуется информация обо всех, кто посещал
дачную коммуну Бокия в 1936 году. – Николаю пришлось сделать над
собой усилие, чтобы составить эту мысль – которая, как он надеялся,
хоть чуть-чуть отвлечёт его от предстоящего ужаса. – Только
непонятно: если к убийствам причастен кто-то из
коммунаров, то почему он выжидал три года? Или же – он
просто оставлял свои прошлые деяния неподписанными?»
Тут «эмка» остановилась возле
распахнутой калитки бревенчатого одноэтажного дома, стоявшего в
глубине большого заброшенного сада. И Валентин Сергеевич, не
дожидаясь, когда выйдет шофёр и откроет ему дверцу, сам выбрался
наружу.
Однако дверь автомобиля он не
захлопнул: так и остался стоять, опершись на неё. Даже свой
овчинный полушубок не застегнул, хотя порыв ветра тут же метнул
пригоршню снега ему в распахнутый ворот. Шеф «Ярополка» явно не
заметил этого. Он глядел вперёд и вверх – туда, где за невысоким
забором темнел искривлённый человеческий силуэт: метрах в трёх над
землёй, с каким-то толстым шестом понизу, будто огородное
пугало.
Самому Николаю эта картина открылась,
когда он со своей стороны распахнул дверцу и шагнул на истоптанную
дорожку, что вела к калитке. И он разом понял две вещи. Во-первых,
они с Валентином Сергеевичем не ошиблись в своих предположениях. А,
во-вторых, за забором виднелось отнюдь не пугало.
2
Удивительная тишина царила здесь.
Нигде не лаяла ни одна собака. Не слышно было споров и
переругиваний участников следственной группы – без чего мало какое
расследование обходится. Не подавали голосов жильцы близлежащих
домов. А когда шофёр заглушил мотор «эмки», воцарилось самое
натуральное белое безмолвие – прямо как у Джека Лондона. И, когда
Николай захлопнул дверцу машины, все люди, собравшиеся возле
не-пугала, моментально повернули к ним со Смышляевым
головы.
Валентин Сергеевич прикрыл дверцу
«эмки» почти бесшумно. Зато Скрябин отлично услышал протяжный
вздох, который издал шеф «Ярополка». А в их сторону уже торопливо
шагал Денис Бондарев. На муровце тоже был овчинный полушубок, но он
ещё и надел шапку-ушанку, в отличие Николая и Валентина Сергеевича,
которые оказались под снегом с непокрытыми головами. Лицо муровца
под ушанкой выглядело искаженным настолько, что Скрябин, возможно,
бывшего коллегу и не опознал, если бы не знал наверняка, что он тут
находится.